Vladimir Nabokov

NABOKV-L post 0027136, Fri, 5 Aug 2016 04:20:00 +0300

Subject
Timon of Athens in Pale Fire
Date
Body
From Canto Four of Shade’s poem:



(But this transparent thingum does require
Some moondrop title. Help me, Will! Pale Fire.) (ll. 961-962)



Paraphrased, this evidently means: Let me look in Shakespeare for something I might use for a title. And the find is "pale fire." But in which of the Bard's works did our poet cull it? My readers must make their own research. All I have with me in a tiny vest pocket edition of Timon of Athens--in Zemblan! It certainly contains nothing that could be regarded as an equivalent of "pale fire" (if it had, my luck would have been a statistical monster). (Kinbote’s note to Line 962)



Shade borrows the title of his poem from Timon of Athens (Act IV, Scene 3, Timon speaking to the thieves):



The sun's a thief, and with his great attraction
Robs the vast sea: the moon's an arrant thief,

And her pale fire she snatches from the sun:
The sea's a thief…



In his essay Sud’ba Pushkina (“The Fate of Pushkin,” 1897) V. Solovyov mentions Shakespeare’s Timon Afinskiy (Timon of Athens):



Действительность, данная в житейском опыте, несомненно находится в глубоком противоречии с тем идеалом жизни, который открывается вере, философскому умозрению и творческому вдохновению. Из этого противоречия возможны три определённые исхода. Можно прямо отречься от идеала как от пустого вымысла и обмана и признать факт, противоречащий идеальным требованиям как окончательную и единственную действительность. Это есть исход нравственного скептицизма и мизантропии - взгляд, который может быть почтенным, когда искренен, как, например, у Шекспирова Тимона Афинского, но который не выдерживает логической критики. (IV)



Shade asks Shakespeare (“Will”) to help him to find the title for his poem. But “will” is also a noun. In his essay “The Fate of Pushkin” V. Solovyov mentions bezumnaya mirovaya volya (the mindless world-will), as in Schopenhauer’s The World as Will and Representation:



В житейских разговорах и в текущей литературе слово «судьба» сопровождается обыкновенно эпитетами более или менее порицательными: "враждебная" судьба, "слепая", "беспощадная", "жестокая" и т. д. Менее резко, но всё-таки с некоторым неодобрением говорят о "насмешках" и об "иронии" судьбы. Все эти выражения предполагают, что наша жизнь зависит от какой-то силы, иногда равнодушной, или безразличной, а иногда и прямо неприязненной и злобной. В первом случае понятие судьбы сливается с ходячим понятием о природе, для которой равнодушие служит обычным эпитетом:



И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть,

И равнодушная природа

Красою вечною сиять.



Когда в понятии судьбы подчеркивается это свойство - равнодушие, то под судьбою разумеется собственно не более как закон физического мира.

Во втором случае,- когда говорится о судьбе как враждебной силе,- понятие судьбы сближается с понятием демонического, адского начала в мире, представляется ли оно в виде злого духа религиозных систем или в виде безумной мировой воли, как у Шопенгауэра. (II)



Fet’s famous poem Izmuchen zhizn’yu, kovarstvom nadezhdy… (“By life tormented, and by cunning hope…” 1864) has the epigraph from Schopenhauer:



Die Gleichmäβigkeit des Laufes der Zeit it in allen Köpfen beweist mehr, als irgend etwas, das wir alle in denselben Traum versenkt sind, ja das es ein Wesen ist, welches ihn träumt.

The evenness of the passage of time in all heads demonstrates more clearly than anything else that we all are immersed in the same dream and that in fact it is one Being that dreams it.



This seems to suggest that Shade, Kinbote and Gradus (the three main characters in PF) are immersed in the same dream and that the dreamer is Botkin. An American scholar of Russian descent, Professor Vsevolod Botkin went mad and became Shade, Kinbote and Gradus after the tragic death of his daughter Nadezhda. Nadezhda Botkin (Hazel Shade of her father’s poem or, rather, commentary) committed suicide in March of 1957, one hundred years after Afanasiy Fet had married Maria Botkin. In Moi vospominaniya (“My Reminiscences,” 1890) Fet speaks of the three Tolstoy brothers (the fourth brother, Dmitri, died in 1856, at the age of twenty nine) and mentions Timon of Athens:



...я убеждён, что основной тип всех трёх братьев Толстых тождествен, как тождествен тип кленовых листьев, невзирая на всё разнообразие их очертаний. И если бы я задался развить эту мысль, то показал бы, в какой степени у всех трёх братьев присуще то страстное увлечение, без которого в одном из них не мог бы проявиться поэт Л. Толстой. Разница их отношений к жизни состоит в том, с чем каждый из них уходил от неудавшейся мечты. Николай охлаждал свои порывы скептической насмешкой, Лев отходил от несбывшейся мечты с безмолвным укором, а Сергей - с болезненной мизантропией. Чем больше у подобных характеров первоначальной любви, тем сильнее хотя на время сходство с Тимоном Афинским.



Alexey Sklyarenko


Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en

Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,dana.dragunoiu@gmail.com,shvabrin@humnet.ucla.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L

Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L
Attachment