Four Russian Translations  of passages from Nabokov’s ADA

 

Editor’s Introduction. Russian readers of Nabokov’s English-language novel ADA now have three published translations of the novel to choose from. They will soon be offered a fourth. How are they to choose among them? To facilitate their choice, I offer four passages selected to illustrate difference types of texts, e.g., authorial narrative, dialogue, etc. Each passage is preceded by the original English. I thank all the translators for sending me their texts. They are to be congratulated for undertaking an enormously difficult task. I would suggest that interested parties print out the Russian texts for side-by-side comparisons. All four are accompanied by commentaries and annotations but, apart from occasional translators notes, these are not supplied here. My thanks also to Aleksandr Svirilin.

 

The published versions are from:

 

Ada,  ili Strast’. Xronika odnoi sem’i. Kiev:Atika/Kishinev: Koni-Veles, 1995. Translators: Oksana Kirichenko, A.N. Girivenko, A.V. Dranov. I am told that all of the passages in question are by Oksana Kirichenko.

 

Ada ili Radosti strasti. Sankt-Peterburg: Symposium, 1999. Trans: Sergei Ilyin.

 

Ada, ili Erotiada. Semeinaya Xronika. Moskva: Act/Xar’kov: Folio, 2000.

Trans: Oksana Kirichenko. This version, solely by O.K., is very extensively revised.

 

Ada ili strast’: semaynaya xronika. Translator: Aleksey Sklyarenko. This translation is as yet unpublished.

 

 

ADA: Part I, Chapter 3, page 20   ORIGINAL

 

Revelation can be more perilous than Revolution. Sick minds identified the notion of a Terra planet with that of another world and this "Other World" got confused not only with the "Next World" but with the Real World in us and beyond us. Our enchanters, our demons, are noble iridescent creatures with translucent talons and mightily beating wings; but in the eighteen-sixties the New Believers urged one to imagine a sphere where our splendid friends had been utterly degraded, had become nothing but vicious monsters, disgusting devils, with the black scrota of carnivora and the fangs of serpents, revilers and tormentors of female souls; while on the opposite side of the cosmic lane a rainbow mist of angelic spirits, inhabitants of sweet Terra, restored all the stalest but still potent-myths of old creeds, with rearrangement for melodeon of all the cacophonies of all the divinities and divines ever spawned in the marshes of this our sufficient world.

Sufficient for your purpose, Van, entendons-nous. (Note in the margin.)

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

 

 

 

 

 

Part I, Chapter 3. Oksana Kirichenko-95. рp. 30-31

 

Реновации могут обернуться большей опасностью, нежели Революции. Нездоровое сознание отождествляло понятие «планета Терра» с другим миром или с нынешним «Иным миром», а этот «еще один» путало не только с «Грядущим миром», но также и с реальным Миром в нас и вне нас. Наши чародеи, наши демоны – это почтенные переливчатого вида существа, с мощным взмахом крыльев и прозрачными когтями на лапах. Однако в шестидесятые годы девятнадцатого века сторонники Новой Веры вызывали в умах образ некой планеты, где наши прекраснейшие друзья пребывают в состоянии полнейшей деградации, превратившись прямо-таки в злобных монстров, отвратительных демонов, плотоядных тварей с чернеющей мошонкой, с ядовитым змеиным зубом, оскорбителей и истязателей женских душ, тогда как на другом конце космической трассы в радужной дымке духов-ангелов, населяющих любезную Терру, обрели новую жизнь все затасканные, но все еще могучие мифы древних вероучений и преобразовывали для мелодиона всю какофонию звуков от всяческих божеств и богословов, когда-либо возникавших в болотной яви этого, подходящего нам мира.

Походящего для тебя, Ван,   entendons-nous[1]  (Заметка на полях).

 

Trans. Note: Здесь: скажем (фр.).

 

 

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

ADA. Part I, Chapter 3. Сергей Ильин      Симпозиум-99      Page 30

 

Великое Откровение может оказаться опасней Великого Отворения Крови, сиречь Революции. Расстроенный разум соединял образ планеты Терры с образом мира иного, а этот “иной мир” мешался не только с “потусторонним миром”, но и с миром существенным, с тем, что в нас и вокруг. Наши демоны и чародеи суть благородные переливчатые создания со сквозистыми когтями и мощно бьющими крыльями, меж тем как Нововеры восемьсот шестидесятых годов навязывали людям представление о планете, на которой великолепные наши друзья выродились, обратясь ни много ни мало как в порочных чудовищ, в безобразных бесов с зубами змеи и мошонками, черными, точно у плотоядных скотов, в осквернителей и истязателей женской души; а по другую сторону вселенского однопутка радужное мрение ангельских духов, обитателей сладостной Терры, воскрешало все одряхлевшие, но еще могучие мифы прежних верований с переложением для мелодиона всех какофоний всех богов с богословами, когда-либо метавших икру в топях этого нашего достаточного мира.

Достаточного для твоих целей, Ван, entendons-nous. (Приписка на полях.)

 

 

 

ADA. Part I, Chapt. 3. Oksana Kirichenko 2000. p. 38.

 

Ревальвации могут обернуться большей опасностью, нежели Революции. Нездоровое сознание представляло себе планету Терра в виде другого мира и этот «иной мир» путали не только с «миром иным», но также и с сущим миром в нас и вне нас. Наши чародеи, наши демоны – это почтенные радужные существа с могучими крыльями и прозрачными когтями; но в шестидесятые годы прошлого века Нововеры внушали всем, что существует некая планета, где славные наши друзья впали в крайнюю деградацию, превратившись прямо-таки в злобных монстров, отвратительных демонов, плотоядных тварей с черной мошонкой, с ядовитым змеиным зубом, в осквернителей и истязателей женских душ; тогда как на другом конце космической трассы в туманном радужье ангельских душ, населяющих любезную Терру, обрели новую жизнь все затасканные, но еще могучие мифы древних вероучений и в переложении на мелодиона грянула вся эта какофония всевозможных божков и богословов, в обилии расплодившихся по болотцам нашего удобного мира.

Удобного,  entendons-nous, Ван, (Заметка на полях).

_________________

 

Trans. Note: Здесь: скажем (фр.).

 

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

 

ADA. Part I, Chapter 3. Алексей Скляренко, неопубликованный перевод (Al

 

           Откровение бывает чревато большей опасностью, чем Революция. Больные умы отождествляли понятие планеты Терра с понятием другого мира, а этот "Иной Мир" смешивался не только с "Тем Светом," но и с Действительным Миром в нас и вне нас. Наши чародеи, наши демоны -- это благородные переливчатые существа с прозрачными когтями и мощно бьющими крылами; но в шестидесятые годы девятнадцатого века Новые Верующие призывали вас вообразить сферу, в которой наши блистательные друзья предельно деградировали, стали не кем иными как злобными чудовищами, отвратительными чертями, с чёрными мошонками плотоядных тварей и змеиными ядовитыми зубами, хулителями и мучителями женских душ; тогда как по другую сторону космического пути радужная дымка ангельских духов, обитателей сладостной Терры, воскресила все самые избитые, но всё ещё могущественные мифы старых вероучений, заново переложив для мелодиона все какофонии всех богов и богословов, когда-либо выводившихся в болотах  этого нашего вполне достаточного мира.      Достаточного для твоих целей, Ван, entendons-nous. (Замечание на полях.)

Trans. Note: entendons-nous: давай внесём ясность (фр.). 

 

 

 

ADA. Part I, Chapter 21, page 133.

 

In a story by Chateaubriand about a pair of romantic siblings, Ada had not quite understood when she first read it at nine or ten the sentence "les deux enfants pouvaient donc s'abandonner au plaisir sans aucune crainte." A bawdy critic in a collection of articles which she now could gleefully consult (Les muses s'amusent) explained that the "donc" referred both to the infertility of tender age and to the sterility of tender consanguinity. Van said, however, that the writer and the critic erred, and to illustrate his contention, drew his sweetheart's attention to a chapter in the opus "Sex and Lex" dealing with the effects on the community of a disastrous caprice of nature.

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

 

ADA. Part I, Chapter 21 Kirichenko-95, p. 132

 

Впервые прочтя в девять или в десять лет романтическую историю Шатобриана про брата и сестру, Ада не вполне поняла смысл фразы:”les deux enfants pouvaient donc s’abandonner au plaisir sans aucune crainte”. Некий скабрезный критик в неком сборнике статей, к помощи которого она могла теперь счастливо прибегнуть (“Les muses s’amusent», пояснял, что слово “donc” одновременно подчеркивало и неспособность к зачатию в незрелом возрасте, и бесплодный итог незрелого кровосмешения. Ван тем не менее заявил, что критик ошибается, и в качестве подтверждения обратил внимание своей возлюбленной на одну из глав опуса «Она и Он и Закон», где рассказывалось, какое влияние на общество оказывает некий роковой каприз природы.

 

Trans. Notes:

1. эти двое детей все же могли предаться своему наслаждению безо всякого страха

2. Музы развлекаются

3. все же

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

 

ADA. Part I, Chapter 21 Sergei Ilyin. Symposium-99, p. 131.

 

При первом – лет в девять-десять – чтении Шатобриановой повести о романтичес­ких брате с сестрой Ада не вполне уразумела предложение “les deux enfants pouvaient donc s'abandonner au plaisir sans aucune crainte”. Статья одного похабника-критика, помещенная в сборнике “Les muses s'amusent[2], которым ныне Ада, ликуя, пользовалась для наведения справок, поясняла, что donc[3] относится как к бесплодию нежного возраста, так и к бесплодности кровосмесительных связей. Ван, однако, заявил, что и писатель, и критик ошиблись, и в подтверждение предложил вниманию возлюбленной главу из опуса “Кодекс и секс”, в которой обсуждалось воздействие разрушительного каприза природы на общество.

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

 

ADA. Part I, Chapter 21 Kirichenko-2000, Р.137-138

 

Впервые прочтя в девять или в десять лет романтическую историю Шатобриана о брате и сестре, Ада не вполне вникла в смысл фразы: «les deux enfants pouvaient donc s’abandonner au plaisir sans aucune crainte». Некий скабрезный критик в неком сборнике статей, к помощи которого она могла теперь счастливо прибегнуть (“Les muses s’amusent”, пояснял, что слово “donc” одновременно подчеркивало и неспособность к зачатию в незрелом возрасте, и бесплодный итог незрелого кровосмешения. Ван тем не менее заявил, что критик ошибается, и в качестве подтверждения обратил внимание своей возлюбленной на одну из глав опуса «Секс и Кодекс», где описывалось, какое влияние на общество оказывает роковой каприз природы.

 

Trans. Notes:

1. эти двое детей все же могли предаться своему наслаждению безо всякого страха

2. Музы развлекаются

3. все же

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

 

ADA. Part I, Chapter 21  Скляренко:

 

       В повести Шатобриана о романтической чете брата и сестры Ада не вполне поняла, впервые прочитав её в девять или десять лет, выражение "les deux enfants pouvaient donc s'abandonner au plaisir sans aucune crainte."* Скабрёзный критик в сборнике статей, к которому она могла теперь весело обратиться за справкой (Les muses s'amusent), пояснял, что "donc" относится и к бесплодию нежного возраста, и к стерильности нежного единокровного союза. Ван сказал, однако, что писатель и критик заблуждаются, и, чтобы проиллюстрировать своё утверждение, привлёк внимание возлюбленной к главе в сочинении "Интимность и легитимность," в котором рассматривается влияние на общество бедственного своенравия природы.

 

* поэтому двое детей могли предаваться любви безо всякого опасения    

------------------------------------------------------------------------------------

 

 

 

 

 

 

 

ADA, Part I, Chapter 38, p.   244.   Original

 

 

"Well, sir-"

 

(Tell him I'm the youngest Venutian? Does he belong, too? Show the sign? Better not. Invent.)

 

"-Well, I'm resting after my torrid affair, in London, with my tango-partner whom you saw me dance with when you flew over for that last show-remember? "

 

"Indeed, I do. Curious, you calling it that."

 

"I think, sir, you've had enough brandy."

 

"Sure, sure," said Demon, wrestling with a subtle question which only the ineptitude of a kindred conjecture had crowded out of Marina's mind, granted it could have entered by some back door; for ineptitude is always synonymous with multitude, and nothing is fuller than an empty mind.

 

"Naturally," continued Demon, "there is a good deal to be said for a restful summer in the country . . .

 

"Open-air life and all that," said Van.

 

"It is incredible that a young boy should control his father's liquor intake," remarked Demon, pouring himself a fourth shallow. "On the other hand," he went on, nursing the thinstemmed, gold-rimmed cup, "open-air life may be pretty bleak without a summer romance, and not many decent girls haunt the neighborhood, I agree. There was that lovely Erminin girl, une petite juive tres aristocratique, but I understand she's engaged. By the way, the de Prey woman tells me her son has enlisted and will soon be taking part in that deplorable business abroad which our country should have Ignored. I wonder If he leaves any rivals behind? "

 

"Goodness no," replied honest Van. "Ada is a serious young lady. She has no beaux-except me, ca va seins durs. Now who, who, who, Dad, who said that for 'sans dire'?"

 

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

 

Kirichenko-1995. Ada, Part I, Chapter 38, pp. 234-235.

Р.237-238

 

- Видите ли, сэр…

(Сказать ему, что я самый юный венерианец? А, может, он тоже? Показать знак? Нет, лучше не надо. Выдумаю что-нибудь).

- Дело в том, что я набираюсь сил после знойного романа, который имел в Лондоне со своей партнершей, помнишь, ты прилетал на последний спектакль, я танцевал с ней танго?

- Помню, ну да. Ты так это называешь? Забавно.

- По-моему, сэр, вам хватит на сегодня бренди.

- Ну да, ну да, - сказал Демон, борясь с некой деликатной проблемой, которую ранее вытеснила из Марининой головы лишь ее неспособность на аналогичную догадку при некой надежде, что упущенное может проникнуть обратно через какой-нибудь потайной вход; ведь всякая тупость непременно созвучна перенасыщенности, нет ничего полнее, чем пустая голова.

- Кто спорит, - продолжал Демон, - посвятить лето отдыху в деревне – это так увлекательно…

- Свежий воздух и все такое прочее, - подхватил Ван.

- Но не удивительно ли, что юноша принимается следить, не слишком ли много пьет его родитель, - заметил Демон, наливая себе четвертую креманку, - С другой стороны, - продолжал он, грея в пальцах свой с позолоченный ободком кубок на тонкой ножке, - пребывание на открытом воздухе при отсутствии летнего увлечения может обернуться унылой скукой, и, я соглашусь, не так уж много приличных девиц имеется по соседству. Есть эта славненькая юная Ласкина, une petite juive très aristocratique* но, насколько мне известно, она помолвлена. Между прочим, эта де Пре утверждает, что ее сын поступил на военную службу и скоро ему предстоит принять участие в достойной сожаления заморской кампании, в которую нашей стране не стоило бы ввязываться. Интересно, останутся ли у него тут соперники?

- Господи, о чем ты! – воскликнул искренне Ван. -  Ада – серьезная юная леди. Нет у нее ухажеров – кроме меня, ça va seins durs**)). Скажи, кто, кто, кто, отец, сообщил тебе это как “sans dire»,***

* чересчур аристократичная евреечка

** искаж. Франц., типа: «сабо самой «само собой»

***«само собой»

 

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ada Part I, Chapter 38, pp. 235-3. Sergei Ilyin-1999.

 

– Видите ли, милостивый государь...

(Сказать ему, что я самый молодой из венусианцев? Интересно, он тоже из наших? Подать знак? Нет, не стоит. Ну, отвечай же что-нибудь.)

– В общем, у меня в Лондоне был довольно пылкий роман с моей партнершей по танго, – ты видел наш танец, когда прилетал на последнее выступление, помнишь?

– Как не помнить. Занятно, стало быть, нынче это называется “танцем”.

– Мне кажется, милостивый государь, коньячку вам уже хватит.

– Ишь ты, поди ж ты, – сказал Демон, с трудом воздерживаясь от щекотливого вопроса, вытесненного из разума Марины (если ему вообще удалось проникнуть туда каким-нибудь задним ходом), быть может, лишь ее неспособностью выстроить родственную – кровную аналогию; ибо всякая неспособность есть синоним многомыслия, и ничего не бывает полнее пустой головы.

– Разумеется, – продолжал Демон, – в пользу летнего отдыха в деревне можно сказать многое...

– Свежий воздух и прочее, – вставил Ван.

– Но кто бы поверил, что юноша посмеет указывать отцу, сколько тот вправе выпить? – наливая четвертую рюмочку по самый золотой ободок, заметил Демон и продолжил, держа ее за тонкую ножку: – С другой стороны, без летней любви и жизнь на свежем воздухе может показаться тоскливой, а в здешнем соседстве достойных девушек днем с огнем не сыскать. Есть, конечно, милашка Эрминина, une petite juive très aristocratique, но сколько я знаю, она помолвлена. Да, кстати, де Прей сообщила мне, что ее сын записался в добровольцы и скоро примет участие в этой злосчастной заграничной затее, на которую нашей стране следовало бы не обращать никакого внимания. Интересно, не оставит ли он у себя за спиной соперника?

– О господи, разумеется, нет, – ответил честный Ван. – Ада девушка серьезная. У нее нет ухажеров – кроме меня, ça va seins durs. А ну-ка, папа, кто так сказал вместо “sans dire”[4][3], ну, кто, папа, кто?

 

 

 

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

 

 

 

 

------------------------------------------------------------------------------------------

ADA Part I, Chapter 39,  p. 267 ORIGINAL

 

Among the rugged rocks they found and consoled poor little Lucette, whose foot had slipped on a granite slab in a tangle of bushes. Flushed andflustered, the child rubbed her thigh in much-overdone agony. Van and Ada gaily grasped one little hand each and ran Lucette back to the glade, where she laughed, where she flopped, where she made for her favorite tarts awaiting her on one of the unfolded tables. There she husked out of her sweat shirt, hitched up her green shorts and, asquat on the russet ground, attacked the food she had collected.

 

 

ADA Part I, Chapter 39, p. 257 Kirichenko-95 p. 257

 

Средь острых камней они обнаружили и утешили несчастную Люсетт, которая поскользнулась на гранитной плите в зарослях кустов. Зардевшись и смешавшись, девочка с преувеличенным выражением страдания терла себе бедро. Весело подхватив с обеих сторон ее за руки, Ван с Адой повлекли Люсетт бегом к поляне, где она со смехом, болтая руками, устремилась к своим любимым фруктовым пирожным, поджидавшим на одном из пока не разложенных столов. Там разоблачилась, сдернув тонкий свитерок, подтянула зеленые шортики и, присев на корточки на рыжевато-бурой земле, принялась уплетать захваченные лакомства.

 

 

ADA. Part I, chapter 39. Sergey Ilyin. p. 259 (Symposium – 99)

 

 

Отыскав среди острых камней бедную маленькую Люсетту, поскользнувшуюся на неприметной в густых кустах гранитной плите, они принялись ее утешать. Зардевшаяся, смущенная девочка потирала бедро с преувеличенно страдальческим видом. Ван и Ада весело ухватили по маленькой ладошке и побежали с Люсеттой назад к поляне, там она, рассмеявшись, вырвалась и бросилась к любимым пирожкам с фруктовой начинкой, поджидавшим ее на одном из раскладных столов. Слущив с себя безрукавку-джерси, она подтянула зеленые штанишки, присела на рыжеватую землю и набросилась на собранные со стола лакомства.

 

 

 

ADA. Part I, Chapter 39. Р.259 Kirichenko-2000

 

Средь острых камней они обнаружили и утешили бедняжку Люсетт, которая поскользнулась в густых зарослях на гранитной плите. Зардевшись и смешавшись, девочка преувеличенно жалостливо терла себе бедро. Весело подхватив ее с обеих сторон за руки, Ван с Адой бегом повлекли Люсетт к поляне, где она, смеясь, болтая руками, устремилась к своим любимым фруктовым пирожным, поджидавшим на одном, пока не накрытом столе. Там стащила с себя трикотажную кофточку, подтянула зеленые шортики и, присев на корточки посреди рыжевато-бурой полянки, принялась уплетать захваченные лакомства.

 

ADA. Part I, Chapter 39 Sklyarenko

 

   

Среди выщербленных камней они обнаружили и принялись утешать бедную малютку Люсетту, поскользнувшуюся на гранитной плите в густых зарослях кустарника. Раскрасневшаяся и разволновавшаяся, девочка тёрла бедро в изрядно преувеличенных страданиях. Ван и Ада, каждый, весело подхватили по маленькой ручке и примчали Люсетту назад на поляну, где она смеялась, где она плюхалась, где она устремилась к своим любимым пирожным, ожидавшим её на одном из разостланных столов. Там она вылущила своё туловище из бумажного спортивного свитера, подтянула зелёные шорты и, присев на корточки на красновато-коричневой земле, набросилась на собранную ею еду.

 

 

 

 

END/КОНЕЦ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


 

 * “Музы забавляются” (фр.).

** “Стало быть” (фр.).

[4][3]Без объяснений (фр.); игра слов, зa va seins durs – само собой разумеется, seins durs – налитые грудки.

 

 

 

Ada. Part I, Chapter 38, pp.237-238. Kirichenko-2000.

 

- Видите ли, сэр…

(Сказать ему, что я самый юный венерианец? А, может, он тоже? Показать метку? Нет, лучше не стоит. Увернемся).

- Видишь ли, я теперь отдыхаю после знойного романа, который был у меня в Лондоне с моей партнершей, помнишь, ты прилетал на последний спектакль, я танго с ней танцевал?

- Помню, ну да! Так ты забавно сказал –«отдыхаю».

- По-моему, сэр, вам хватит бренди на сегодня.

- Ну да, ну да, - проговорил Демон, отбиваясь от некого деликатного вопроса, ранее вытесненного из Марининой головы лишь ее неспособностью на сходную догадку при некой надежде, если только не проникнет она через какой-нибудь потайной вход; ведь несообразительность непременно созвучна перенасыщенности, нет ничего полней, чем пустая голова.

- Кто спорит, - продолжал Демон, - посвятить лето отдыху в деревне – это так соблазнительно…

- Свежий воздух и все такое прочее, - подхватил Ван.

- Надо же, юный сынок послеживает за отцом, не много ли тот пьет, - заметил Демон, наливая себе в четвертый раз, - С другой стороны, - продолжал он, грея в пальцах свой с позолоченным ободком неглубокий бокал на тонкой ножке, - пребывание на воздухе при отсутствии летнего увлечения может обернуться унылой скукой, и, я соглашусь, не так уж много приличных девиц имеется по соседству. Есть эта славненькая юная Ласкина, une petite juive très aristocratique*, но, насколько я знаю, она помолвлена. Между прочим, эта де Пре утверждает, что ее сын поступил на военную службу и скоро ему предстоит принять участие в достойной сожаления заморской кампании, в которую нашей стране не стоило бы ввязываться. Интересно, останутся ли здесь у него тут соперники?

- Господи, о чем ты! – искренне воскликнул Ван. -  Ада – серьезная юная леди. Нет у нее ухажеров – кроме меня, ça va seins durs.** А ну-ка, отец, кто же, кто говорил так вместо «sans dire»***?

* Уж такая аристократичная евреечка

** Каламбур, типа: «собо самой» («само собой»), но с эротическим подтекстом

*** само собой

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

--------------------------------------------------------

 

 

 

 

ADA, Part I, Chapter 38. Skyarenko

 

      “Видите ли, сударь…”

      (Сказать ему, что я самый юный Венерианец? Он тоже член клуба? Подать знак? Лучше не надо. Выдумай что-нибудь.)

      “…Видишь ли, я отдыхаю после испепеляющей любовной связи, в Лондоне, с моей партнёршей по танго, которую ты видел, как она танцевала со мной, когда ты прилетал на то последнее представление – помнишь?”

      “Разумеется, помню. Странно, как ты говоришь об этом.”

      “Полагаю, сударь, Вы выпили достаточно коньяка.”

      “Конечно, конечно,” сказал Демон, борясь с закравшимся подозрением, которое только неуместность родственного предположения вытеснила из марининого ума, если допустить, что оно могло проникнуть туда через какую-нибудь заднюю дверь; ибо неуместность всегда синонимична множественности, и нет ничего более переполненного, чем пустая голова.

      “Естественно,” продолжал Демон, “многое можно сказать в пользу дающего отдохновение лета в деревне…”

      “Жизнь на свежем воздухе и всё такое,” сказал Ван.

      “Это неслыханно, чтобы юноша следил за потреблением спиртного своим отцом,” заметил Демон, плеснув себе четвёртое «донушко». “С другой стороны,” продолжал он, нянча в руке рюмку с тонкой ножкой и золотым ободком, “жизнь на свежем воздухе может быть довольно унылой без летнего романа, а не так уж много приличных девушек обитает по соседству, согласен. Была та очаровательная маленькая Эрминина, une petite juive très aristocratique, но, как я понимаю, она помолвлена. Между прочим, де Прейша говорит, что её сын завербовался в армию и скоро примет участие в той прискорбной кампании за границей, в которую нашей стране не следовало бы ввязываться. Интересно, оставит ли он по себе соперников?”

      “Ручаюсь, что нет,” ответил честный Ван. “Ада серьёзная барышня. У неё нет кавалеров – кроме меня, ça va seins durs. Но кто, кто, кто, папа, кто говорил так вместо “sans dire”?”

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!