The somewhat Italianate style of the apartment, its elaborate wall lamps with ornaments of pale caramel glass, its white knobbles that produced indiscriminately light or maids, the slat-eyes, veiled, heavily curtained windows which made the morning as difficult to disrobe as a crinolined prude, the convex sliding doors of the huge white 'Nuremberg Virgin'-like closet in the hallway of their suite, and even the tinted engraving by Randon of a rather stark three-mast ship on the zigzag green waves of Marseilles Harbor - in a word, the alberghian atmosphere of those new trysts added a novelistic touch (Aleksey and Anna may have asterisked here!*) which Ada welcomed as a frame, as a form, something supporting and guarding life, otherwise unprovidenced on Desdemonia, where artists are the only gods. (Ada, 3.8)

*According to Shklovsky ("Zhili-byli," Once There Lived, 1964), Gorky criticized Tolstoy's puritanism contrasting the absence of amorous scenes in Anna Karenin to their abundance in Flaubert's Madame Bovary:

«У Флобера мадам Бовари — жена недоучившегося врача, посмотрите, какую мессу служит она своей любовью, а вот красавица Анна Каренина и красивый Вронский живут в Италии, а Толстой не позволяет им даже пройти лунной ночью по Риму, не позволяет нам увидеть, как им было хорошо. Старик в железных очках все вычёркивал».

Алексей Максимович, низко нагнувшись над столом, так, как нагибаются старые близорукие люди, показывал, как вычёркивал Лев Николаевич Толстой.