In VN's play Izobretenie Val'sa (The Waltz
Invention, 1938) Son (the Reporter's name rendered in The Waltz
Invention as Trance) accuses Waltz who aspires to be a "planetary Don
Juan" of depriving him of Leporello's small rights:
СОН:
Заметьте, что я ещё не знаю в точности правил вашей игры, я
только следую им ощупью, по природной интуиции.
ВАЛЬС: В моей
игре только одно правило: любовь к человечеству.
СОН:
Ишь куда хватили! Но это
непоследовательно: меня вы лишаете мелких прав Лепорелло, а сами метите в мировые Дон-Жуаны. (Act One)
In Pushkin's little tragedy
Kamennyi gost' ("The Stone Guest") written in 1830 and completed, it is
supposed, on the morning before the poet's duel (Jan. 27, 1837) Leporello is Don
Guan's valet. It is Leporello who bids the Knight Commander's statue to come to
the house of Donna Anna and stand watch while she suppers with Don
Guan:
Лепорелло
Преславная,
прекрасная статуя!
Мой барин Дон Гуан покорно
просит
Пожаловать... Ей-богу, не
могу,
Мне
страшно.
Дон
Гуан
Трус! вот я тебя!..
Лепорелло
Позвольте.
Мой барин Дон Гуан вас
просит завтра
Прийти попозже в дом супруги
вашей
И
стать у двери...
Статуя кивает головой в знак согласия. (Scene
Three)
At the end of the audience
the Minister of War tells Waltz: "later I will be again at your
service:"
Министр (звонит). Мы вполне его
оценили, все это весьма интересно, но у меня есть неотложное дело... Потом,
попозже, я опять буду к вашим услугам. (Act One)
In The Stone Guest (Scene Two) Don Guan
tells Don Carlos (Laura's guest): "tomorrow I will be entirely at your
service:"
Дон Гуан
Вот нечаянная
встреча!
Я
завтра весь к твоим услугам.
In Russian
son means "sleep" and "dream." At the end of another
little tragedy by Pushkin, Mozart and Salieri (1830), Salieri (who
slipped poison into Mozart's goblet of wine) says that Mozart will
fall asleep for a long time:
Моцарт
(бросает салфетку на стол).
Довольно, сыт я.
(Идёт к фортепиано.)
Слушай же, Сальери,
Мой Requiem. (Играет.)
Ты
плачешь?
Сальери
Эти слёзы
Впервые лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я
долг,
Как будто нож целебный мне отсек
Страдавший член! Друг Моцарт, эти
слёзы...
Не замечай их. Продолжай, спеши
Ещё наполнить звуками мне
душу...
Моцарт
Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но
нет: тогда б не мог
И мир существовать; никто б не стал
Заботиться о
нуждах низкой жизни;
Все предались бы вольному искусству.
Нас мало
избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной
пользой,
Единого прекрасного жрецов.
Не правда ль? Но я нынче
нездоров,
Мне что-то тяжело; пойду засну.
Прощай же!
Сальери
До
свиданья.
(Один.)
Ты
заснёшь
Надолго, Моцарт! Но ужель он прав,
И я не гений? Гений и
злодейство
Две вещи несовместные. Неправда:
А Бонаротти? Или это
сказка
Тупой, бессмысленной толпы - и не был
Убийцею создатель
Ватикана?
Mozart
(throwing his napkin on the
table)
Enough. I’m full.
(He goes to the piano)
Listen, Salieri:
My
Requiem.
(He plays)
You’re weeping?
Salieri
These are tears
I’ve never shed before:
painful but welcome,
As if I had discharged a heavy debt,
As if the
healing knife had cut away
A throbbing limb. Mozart, dear friend, these tears
. . .
Pay them no mind. Play on, play on, make haste,
And
saturate my soul with sounds!
Mozart
If all
Could feel like you the power of
harmony!
But no: the world could not go on then. None
Would bother with
the needs of lowly life;
All would surrender to spontaneous art.
We chosen
ones are few, we happy idlers,
Who care not for contemptible
usefulness,
But only of the beautiful are priests.
Is that not so? But I’m
not well just now.
Something oppresses me. I need to
sleep.
Farewell!
Salieri
Until we meet again.
(Alone)
Your sleep
Will be a long one, Mozart. But
is he right,
And I’m no genius? Genius and villainy
Are two things
incompatible. Not true:
What about Buonarotti? Or is that just
A fable of
stupid, senseless crowd,
And the Vatican’s creator was no
murderer?
(transl. Alan Shaw)
Before he starts to play his
Requiem, Mozart says: "Dovol'no, syt ya"
("Enough, I'm full"). In The Waltz Invention the Minister several
times repeats Waltz's exclamation "dovol'no!" (enough!):
ВАЛЬС:
Довольно! Я сюда пришел не для этого. Господа, у меня для вас нет
товара.
МИНИСТР:
Это ваше последнее слово?
ВАЛЬС:
По этому вопросу — да. Сейчас мы будем говорить совсем о другом
предмете.
МИНИСТР:
Вы правы. Вы совершенно правы, господин изобретатель. Мы действительно
будем сейчас говорить о другом. Вы изволили крикнуть “довольно”. Вот я тоже хочу
сказать: “Довольно!” Раз вы не желаете уступить нам своё изобретение, то я
немедленно арестую вас и вы будете сидеть за семью замками, покуда не
согласитесь на сделку. Довольно, господин изобретатель! Вы увидите… вы… я вас
заставлю, — или вы сгниёте в каменном мешке… и меня все в этом поддержат,
ибо то, чем вы владеете, предмет слишком опасный, чтобы находиться в частных
руках. Довольно хитрить! Вы что думаете, мы дураки? Думаете, что завтра пойдёте
торговаться с нашими соседями? Как бы не так! Или вы немедленно
согласитесь, — или я зову стражу. (Act
Two)
Dovol'no is a story (1865) by Turgenev (in
The Possessed, 1872, Dostoevski parodies it as "Merci," a fragment
that the writer Karmazinov reads at the literary festival; a character in
Dostoevski's novel, Pyotr Verkhovenski is a kind of Stavrogin's Leporello).
In his autobiographical essay Literaturnyi vecher u P. A.
Pletnyova ("A Literary Evening at P. A. Pletnyov's," 1868) that opens
Literaturnye i zhiteyskie vospominaniya ("Literary and Worldly
Memoirs," 1880) Turgenev describes his first (and second to
last) encounter with Pushkin in January, 1837:
Войдя в переднюю квартиры Петра Александровича,
я столкнулся с человеком среднего роста, который, уже надев шинель и шляпу и
прощаясь с хозяином, звучным голосом воскликнул: "Да! да! хороши наши министры!
нечего сказать!" - засмеялся и вышел. Я успел только разглядеть его белые зубы и
живые, быстрые глаза. Каково же было мое горе, когда я узнал потом, что этот
человек был Пушкин, с которым мне до тех пор не удавалось встретиться; и как я
досадовал на свою мешкотность!
Waltz wants to rule the world from Palmora (a distant island that he
requisitioned):
ВАЛЬС: Как, дорогой полковник, разве я вас ещё не посвятил в свою
маленькую тайну? Какая неосмотрительность! Да, уезжаю.
ПОЛКОВНИК: И куда, смею
спросить?
ВАЛЬС: А, вот в этом-то вся
штука. Вы, кажется, не очень сильны в географии?
ПОЛКОВНИК: Мои успехи в этой
области критике не подлежат.
ВАЛЬС: Тогда вы, конечно,
слыхали о небольшом острове Пальмора в восьмистах морских милях от южнейшего
мыса вашей страны? Ага! Не знаете!
ПОЛКОВНИК: Такого острова
нет.
ВАЛЬС: Двойка с минусом,
полковник. Словом, этот остров мной реквизирован. Мне даже кажется по временам,
что и начал-то я с вашей страны именно потому, что среди ваших владений есть
такой самоцвет. Избавило меня от лишних хлопот... Нежнейший климат, вечная
весна, радужные птички... И величина как раз мне подходящая: Пальмору можно
объехать на автомобиле по береговой дороге в... в сколько часов,
Сон?
СОН: Скажем, в пять, если не
слишком торопиться.
ВАЛЬС: О, я и не буду торопиться. Я истосковался по покою, по тишине, —
вы не можете себе представить, как я люблю тишину. Там растут ананасы,
апельсины, алоэ — словом, все растения, начинающиеся на “а”. Впрочем, вы всё это
найдете, полковник, в любом учебнике... Вчера я отдал приказ в двухдневный срок
очистить остров от его населения и снести к чёртовой матери виллы и гостиницы, в
которых прохлаждались ваши разбогатевшие купцы. (К Сону.) Это, конечно,
исполнено?
СОН: Ещё бы. (Act Three)
In Turgenev's autobiographical story
Chelovek v serykh ochkakh ("The Man in Grey Spactacles," 1879) included
in "Literary and Worldly Memoirs" Monsieur François is sure that one day he will be a king on some desert
island:
- Вы меня сейчас назвали властолюбивым, - заговорил он
снова. - Это вы правду сказали. Я, например, уверен, что я ещё буду королём.
- Королём?
- Да, королём... На каком-нибудь необитаемом острове.
- Королём... без подданных?
- Подданные всегда найдутся. У вас в России есть
поговорка: "Было бы корыто" и т. д. Людям это свойственно - подчиняться. Нарочно
в мой остров через море переплывут, чтобы только подчиниться властителю. Это
верно.
"Да ты сумасшедший!" - подумал я про себя.
The author thinks to himself that Monsieur François is mad. The hero of VN's play, Salvator Waltz is a madman (only
the Colonel, secretary of the Minister of War, never stops questioning
Waltz's sanity). Monsieur François
quotes the Russian saying bylo by koryto, a svinyi budut (if there is a
trough, there will be sows around it).
In a letter of October 30, 1833, to his wife Pushkin reproves
Natalya Nikolaevna (whom he frivolously compares to a little
bitch that attracts male dogs) for her coquetry and quotes the same
saying:
Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают
кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая <тебе задницу>; есть чему
радоваться! Не только тебе, но и Прасковье Петровне легко за собою приучить
бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница. Вот
вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи
будут.
As so often in his correspondence, Pushkin mentions zadnitsa
(arse) sniffed by male dogs. Svinyi (sows) mentioned by Pushkin bring
to mind svinstvo (swinishness), the word used in VN's play The
Event (1938) by Troshcheykin's wife Lyubov' (who is unfaithful to her
husband) and the maidservant Marfa:
Любовь. Куда это вы собрались?
Марфа. Переночую
у брата, а завтра уж отпустите меня совсем на покой. Мне у вас оставаться
страшно. Я старуха слабая, а у вас в доме нехорошо.
Любовь. Ну, это вы
недостаточно сочно сыграли. Я вам покажу, как надо. "Уж простите
меня... Я старуха слабая, кволая... Боязно мне... Дурные тут ходют...". Вот
так. Это, в общем, очень обыкновенная роль... По мне, можете убираться на
все четыре стороны.
Марфа. И уберусь, Любовь Ивановна, и уберусь. Мне с
помешанными не житьё.
Любовь. А вам не кажется, что это большое
свинство? Могли бы хоть эту ночь остаться.
Марфа. Свинство? Свинств я
навидалась вдосталь. Тут кавалер, там кавалер... (Act
Three)
According to Pushkin's Mozart, "geniy i zlodeystvo (genius and
villainy) are two things incompatible." In a letter of Nov. 9, 1836 (a few
days after Pushkin sent his first challenge to d'Anthès, the Dutch Minister's
adopted son), to Pushkin Zhukovski mentions bezumnoe zlodeystvo:
Дай мне счастие избавить тебя от безумного злодейства,
а жену твою от совершенного посрамления.
Grant me the happinness to save you from mad villainy and your wife
from complete disgrace.
In Eugene Onegin Pushkin compares the waltz's noisy whirl,
odnoobraznyi i bezumnyi (monotonous and mad), to the whirl of
young life:
Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни
молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за
четой.
Monotonous and mad
like young life's whirl,
the waltz's noisy whirl revolves,
pair after pair flicks by. (Five: XLI: 1-4)
Waltz's first name (like "Waltz," invented by the inventor), Salvator
means "Savior." In his sonnet Madonna (1830) addressed to his future
wife Pushkin mentions Spasitel' (Savior):
Не множеством картин старинных
мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился
посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.
В простом углу моём, средь медленных
трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с
холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель —
Она с величием, он с разумом в очах
—
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою
Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя
мне ниспослал, тебя, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший
образец.
With no great quantity of paintings by the old masters
Have I always
desired to adorn my dwelling,
So that a visitor would marvel at
them,
Heeding the solemn judgment of experts.
In my simple corner, amidst slow-going work,
Of one painting I desired
to be the eternal viewer
Of one: so that on me, from the canvas, as from the
clouds,
The Most Pure Lady and our heavenly Saviour—
She with majesty, he with reason in his eyes—
Would look out, meek, in
glory and in light,
Alone, without angels, under the palm of Zion.
My desires have been fulfilled. The Creator
Has sent you down to me,
you, my Madonna,
The most pure image of most pure charm.
The Minister of War twice confuses Waltz's first name calling him
"Silvio:"
Министр. Ну и помните на здоровье. Дайте мне
трубку. Что, пришёл... как его... Сильвио... Сильвио...
Полковник. Сальватор Вальс. (Act
One)
Министр. Я хочу, чтобы тотчас, тотчас был
доставлен сюда этот Сильвио!
Полковник. Какой Сильвио?
Министр. Не переспрашивать! Не играть
скулами! Изобра... изобру... изобри...
Полковник. А, вы хотите опять видеть этого
горе-изобретателя? Слушаюсь. (Уходит.) (ibid.)
Silvio is the hero in Pushkin's story Vystrel ("The
Shot," 1830) included in "The Belkin Tales." Taking pity on the Count's
young wife, Silvio without aiming shoots the painting in the Count's
study in exactly the same spot as the Count whose bullet missed Silvio
and ended up in the painting.
Alexey Sklyarenko