Subject
Re: glass fish and flower in Ada
From
Date
Body
Dear Alexey,
The glass Fish and Flower museum probably a refers (at least in part) to the glass flower collection at Harvard. I saw them there many years ago - I only now recall how unfortunately dusty they were!
Carolyn
On Sunday, May 4, 2014 10:06 AM, Alexey Sklyarenko <skylark1970@MAIL.RU> wrote:
Next day Demon was having tea at
his favorite hotel with a Bohemian lady whom he had never seen before and was
never to see again (she desired his recommendation for a job in the Glass
Fish-and-Flower department in a Boston museum) when she interrupted her voluble
self to indicate Marina and Aqua, blankly slinking across the hall in modish
sullenness and bluish furs with Dan Veen and a dackel behind, and
said:'Curious how that appalling actress resembles
"Eve on the Clepsydrophone" in Parmigianino's famous picture.'
'It is anything but famous,' said Demon quietly,
'and you can't have seen it. I don't envy you,' he added; 'the naive stranger
who realizes that he or she has stepped into the mud of an alien life must
experience a pretty sickening feeling. Did you get that small-talk information
directly from a fellow named d'Onsky or through a friend of a friend of
his?'
'Friend of his,' replied the hapless Bohemian
lady. (1.2)
Aqua's twin sister, Marina is a namesake of Marina Tsvetaev (1892-1941), a
"poet of genius" as VN calls her in Speak, Memory (Chapter Fourteen,
2):
I met wise, prim, charming Aldanov; decrepit Kuprin,
carefully carrying a bottle of vin ordinaire through rainy streets;
Ayhenvald - a Russian version of Walter Pater - later killed by a trolleycar;
Marina Tsvetaev, wife of a double agent, and poet of genius, who, in the late
thirties, returned to Russia and perished there.*
The name Tsvetaev comes from tsvet, or tsvetok (pl. tsvety), "flower." The author of a series of memoir
essays Otets i ego muzey ("Father and his Museum," 1933-36),
Marina Ivanovna Tvetaev is a daughter of the founder of
the magnificent Alexander III Museum (now the State Pushkin Museum of Fine
Arts) in Moscow. The Museum's main sponsor was Nechaev-Maltsev (1834-1913),
the owner of the famous glass factories in Gus'-Khrustal'nyi (a city in the
Province of Vladimir whose name means "chrystal goose"):
Слово "музей" мы, дети, неизменно слышали в окружении
имён: великий князь Сергей Александрович, Нечаев-Мальцев, Роман Иванович
Клейн и ещё Гусев-Хрустальный. Первое понятно, ибо великий князь
был покровителем искусств, архитектор Клейн понятно тоже (он же строил
Драгомиловский мост через Москва-реку), но
Нечаева-Мальцева и Гусева-Хрустального нужно объяснить. Нечаев-Мальцев был
крупнейший хрусталезаводчик в городе Гусеве, потому и ставшем Хрустальным. Не
знаю почему, по непосредственной ли любви к искусству или просто "для души"
и даже для её спасения (сознание неправды
денег в русской душе
невытравимо), -- во всяком случае, под неустанным и
страстным воздействием моего отца (можно сказать, что
отец Мальцева обрабатывал, как те итальянцы -- мрамор) Нечаев-Мальцев стал
главным, широко говоря -- единственным жертвователем
музея, таким же его физическим
создателем, как отец --
духовным. (Даже такая шутка по Москве ходила: "Цветаев-Мальцев".) ("The Alexander III Museum," 1933)
According to a Russian saying, gus' svin'e ne tovarishch ("no
goose is a friend of a sow"). In the song "You don't butt in, the samurai"
(quoted in full in my recent post) there are lines:
Сунул враг свиное рыло
В наш советский
огород.
The enemy poked its swine snout
into our Soviet kitchen-garden.
According to Marina, d'Onsky is a spiritual Samurai. One of the seconds in
Demon's duel with d'Onsky is Colonel St. Alin, a scoundrel (1.2). Stalin is
mentioned in the song about the samurai:
Слава Сталину гремела –
Песня пламенных
сердец.
A glory to Stalin resounded -
the song of ardent hearts.
Demon's adversary in a sword duel, Baron d'Onsky (nicknamed Skonky)
seems to be a horse, Onegin's Don stallion (Two: V: 4). Lenski's
second in his duel with Onegin, a reformed rake Zaretski is compared by
Pushkin to zyuzya (obs., swine) and to a modern Regulus:
И то сказать, что и в сраженьи
Раз в настоящем
упоеньи
Он отличился, смело в грязь
С коня калмыцкого свалясь,
Как зюзя
пьяный, и французам
Достался в плен: драгой залог!
Новейший Регул, чести
бог,
Готовый вновь предаться узам,
Чтоб каждый вечер у Вери
В долг
осушать бутылки три.
and, furthermore, in battle too
once, in genuine intoxication,
he distinguished himself, boldly in the mud
toppling from his Kalmuk steed,
swine drunk, and to the French
fell prisoner (prized hostage!) -
a modern Regulus, the god of honor,
ready to yield anew to bonds
in order every morning at Véry's
to drain on credit some three bottles. (Six: V: 5-14)
Regulus: "The allusion is to the Roman general Marcus Atilius Regulus (d.
c. 250 b. c.), hero of the third Punic War. After his defeat by the
Carthagenians he was dispatched by his captors to Rome with harsh terms of
peace. There he insisted instead that the war be continued. Although he knew
that he would pay for this with his life, he returned into captivity as he had
promised to do." (EO Commentary, III, p. 8)
Goose is the bird in the rebus composed by old Sinitski, a character
of Ilf and Petrov's Zolotoy telyonok ("The Little Golden Calf,"
1931). The goose in Sinitski's rebus holds in its beak the big
Cyriilic letter Г (that corresponds to Roman G and looks like Roman L
turned upside down), big and heavy as a gallows:
И старик, усевшись за свой стол, начал разрабатывать
большой, идеологически выдержанный ребус. Первым долгом он набросал карандашом
гуся, держащего в клюве букву «Г», большую и тяжелую, как виселица. Работа
ладилась. (chapter IX "Crisis of the Genre
Again")
It takes Koreiko a moment to solve Sinitski's difficult riddle:
В обстановке внеслужебной Александр Иванович не казался
человеком робким и приниженным. Но всё же настороженное выражение ни на минуту
не сходило с его лица. Сейчас он внимательно разглядывал новый ребус Синицкого.
Среди прочих загадочных рисунков был там нарисован нуль, из которого сыпались
буквы «Т», ёлка, из-за которой выходило солнце, и воробей, сидящий на нотной
строке. Ребус заканчивался провёрнутой вверх запятой.
– Этот ребус
трудненько будет разгадать! – говорил Синицкий, похаживая вокруг
столовника. – Придется вам посидеть над ним, Александр
Иванович.
– Придётся, придётся, – ответил Корейко с
усмешкой, – только вот гусь меня смущает. К чему бы такой гусь? А-а-а.
Есть. Готово. «В борьбе обретёшь ты право своё»? (ibid.)
The riddle's solution, V bor'be obretyosh' ty pravo svoyo ("In a Struggle you will Win your Right"), is the old slogan of the SR
Party outlawed by Lenin and Stalin. Poor Sinitski's rebus will be
certainly rejected by the Marxist editor of his newspaper. Btw., the name
Sinitski comes from sinitsa (titmouse). According to another saying, luchshe sinitsa v ruke, chem zhuravl' v nebe (a bird in the hand is
worth two in the bush; literally, "a titmouse in the hand is better than a crane
in the sky").
*In Drugie berega ("Other Shores," 1954), the Russian version of
his autobiography, VN mentions a strange lyrical walk over some hills in
Prague that he took with Marina Tsvetaev in the spring of 1923:
С писателями я видался мало. Однажды с Цветаевой
совершил странную лирическую прогулку, в 1923 году, что ли, при сильном весеннем
ветре, по каким-то пражским холмам. В тридцатых годах помню Куприна, под дождём
и желтыми листьями поднимающего издали в виде приветствия бутылку красного вина.
Ремизова, необыкновенной наружностью напоминавшего мне шахматную ладью после
несвоевременной рокировки, я почему-то встречал только во французских кругах, на
скучнейших сборищах Nouvelle Revue Française, и раз Paulhan зазвал его и меня на
загородную дачу какого-то мецената, одного из тех несчастных дойных господ,
которые, чтоб печататься, должны платить да платить.
In the next sentence VN evokes Kuprin whom he met in Paris in the 1930s and
who, as a greeting, raises from afar a bottle of red wine - in
the autumnal rain under falling yellow leaves. The memoirist then mentions
Remizov, the author of Krestovye Syostry** (1911) who looked to VN
like a rook after untimely castling.
**"The Kresty Sisters" (Kresty is a prison in St. Petersburg where
VN's father spent three months in 1908, SM, p. 25).
Alexey Sklyarenko
Google Search
the archive Contact
the Editors NOJ Zembla Nabokv-L
Policies Subscription options AdaOnline NSJ Ada Annotations L-Soft Search the archive VN Bibliography Blog
All private editorial communications are read by both co-editors.
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Visit Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
View Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Visit "Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
Manage subscription options: http://listserv.ucsb.edu/
The glass Fish and Flower museum probably a refers (at least in part) to the glass flower collection at Harvard. I saw them there many years ago - I only now recall how unfortunately dusty they were!
Carolyn
On Sunday, May 4, 2014 10:06 AM, Alexey Sklyarenko <skylark1970@MAIL.RU> wrote:
Next day Demon was having tea at
his favorite hotel with a Bohemian lady whom he had never seen before and was
never to see again (she desired his recommendation for a job in the Glass
Fish-and-Flower department in a Boston museum) when she interrupted her voluble
self to indicate Marina and Aqua, blankly slinking across the hall in modish
sullenness and bluish furs with Dan Veen and a dackel behind, and
said:'Curious how that appalling actress resembles
"Eve on the Clepsydrophone" in Parmigianino's famous picture.'
'It is anything but famous,' said Demon quietly,
'and you can't have seen it. I don't envy you,' he added; 'the naive stranger
who realizes that he or she has stepped into the mud of an alien life must
experience a pretty sickening feeling. Did you get that small-talk information
directly from a fellow named d'Onsky or through a friend of a friend of
his?'
'Friend of his,' replied the hapless Bohemian
lady. (1.2)
Aqua's twin sister, Marina is a namesake of Marina Tsvetaev (1892-1941), a
"poet of genius" as VN calls her in Speak, Memory (Chapter Fourteen,
2):
I met wise, prim, charming Aldanov; decrepit Kuprin,
carefully carrying a bottle of vin ordinaire through rainy streets;
Ayhenvald - a Russian version of Walter Pater - later killed by a trolleycar;
Marina Tsvetaev, wife of a double agent, and poet of genius, who, in the late
thirties, returned to Russia and perished there.*
The name Tsvetaev comes from tsvet, or tsvetok (pl. tsvety), "flower." The author of a series of memoir
essays Otets i ego muzey ("Father and his Museum," 1933-36),
Marina Ivanovna Tvetaev is a daughter of the founder of
the magnificent Alexander III Museum (now the State Pushkin Museum of Fine
Arts) in Moscow. The Museum's main sponsor was Nechaev-Maltsev (1834-1913),
the owner of the famous glass factories in Gus'-Khrustal'nyi (a city in the
Province of Vladimir whose name means "chrystal goose"):
Слово "музей" мы, дети, неизменно слышали в окружении
имён: великий князь Сергей Александрович, Нечаев-Мальцев, Роман Иванович
Клейн и ещё Гусев-Хрустальный. Первое понятно, ибо великий князь
был покровителем искусств, архитектор Клейн понятно тоже (он же строил
Драгомиловский мост через Москва-реку), но
Нечаева-Мальцева и Гусева-Хрустального нужно объяснить. Нечаев-Мальцев был
крупнейший хрусталезаводчик в городе Гусеве, потому и ставшем Хрустальным. Не
знаю почему, по непосредственной ли любви к искусству или просто "для души"
и даже для её спасения (сознание неправды
денег в русской душе
невытравимо), -- во всяком случае, под неустанным и
страстным воздействием моего отца (можно сказать, что
отец Мальцева обрабатывал, как те итальянцы -- мрамор) Нечаев-Мальцев стал
главным, широко говоря -- единственным жертвователем
музея, таким же его физическим
создателем, как отец --
духовным. (Даже такая шутка по Москве ходила: "Цветаев-Мальцев".) ("The Alexander III Museum," 1933)
According to a Russian saying, gus' svin'e ne tovarishch ("no
goose is a friend of a sow"). In the song "You don't butt in, the samurai"
(quoted in full in my recent post) there are lines:
Сунул враг свиное рыло
В наш советский
огород.
The enemy poked its swine snout
into our Soviet kitchen-garden.
According to Marina, d'Onsky is a spiritual Samurai. One of the seconds in
Demon's duel with d'Onsky is Colonel St. Alin, a scoundrel (1.2). Stalin is
mentioned in the song about the samurai:
Слава Сталину гремела –
Песня пламенных
сердец.
A glory to Stalin resounded -
the song of ardent hearts.
Demon's adversary in a sword duel, Baron d'Onsky (nicknamed Skonky)
seems to be a horse, Onegin's Don stallion (Two: V: 4). Lenski's
second in his duel with Onegin, a reformed rake Zaretski is compared by
Pushkin to zyuzya (obs., swine) and to a modern Regulus:
И то сказать, что и в сраженьи
Раз в настоящем
упоеньи
Он отличился, смело в грязь
С коня калмыцкого свалясь,
Как зюзя
пьяный, и французам
Достался в плен: драгой залог!
Новейший Регул, чести
бог,
Готовый вновь предаться узам,
Чтоб каждый вечер у Вери
В долг
осушать бутылки три.
and, furthermore, in battle too
once, in genuine intoxication,
he distinguished himself, boldly in the mud
toppling from his Kalmuk steed,
swine drunk, and to the French
fell prisoner (prized hostage!) -
a modern Regulus, the god of honor,
ready to yield anew to bonds
in order every morning at Véry's
to drain on credit some three bottles. (Six: V: 5-14)
Regulus: "The allusion is to the Roman general Marcus Atilius Regulus (d.
c. 250 b. c.), hero of the third Punic War. After his defeat by the
Carthagenians he was dispatched by his captors to Rome with harsh terms of
peace. There he insisted instead that the war be continued. Although he knew
that he would pay for this with his life, he returned into captivity as he had
promised to do." (EO Commentary, III, p. 8)
Goose is the bird in the rebus composed by old Sinitski, a character
of Ilf and Petrov's Zolotoy telyonok ("The Little Golden Calf,"
1931). The goose in Sinitski's rebus holds in its beak the big
Cyriilic letter Г (that corresponds to Roman G and looks like Roman L
turned upside down), big and heavy as a gallows:
И старик, усевшись за свой стол, начал разрабатывать
большой, идеологически выдержанный ребус. Первым долгом он набросал карандашом
гуся, держащего в клюве букву «Г», большую и тяжелую, как виселица. Работа
ладилась. (chapter IX "Crisis of the Genre
Again")
It takes Koreiko a moment to solve Sinitski's difficult riddle:
В обстановке внеслужебной Александр Иванович не казался
человеком робким и приниженным. Но всё же настороженное выражение ни на минуту
не сходило с его лица. Сейчас он внимательно разглядывал новый ребус Синицкого.
Среди прочих загадочных рисунков был там нарисован нуль, из которого сыпались
буквы «Т», ёлка, из-за которой выходило солнце, и воробей, сидящий на нотной
строке. Ребус заканчивался провёрнутой вверх запятой.
– Этот ребус
трудненько будет разгадать! – говорил Синицкий, похаживая вокруг
столовника. – Придется вам посидеть над ним, Александр
Иванович.
– Придётся, придётся, – ответил Корейко с
усмешкой, – только вот гусь меня смущает. К чему бы такой гусь? А-а-а.
Есть. Готово. «В борьбе обретёшь ты право своё»? (ibid.)
The riddle's solution, V bor'be obretyosh' ty pravo svoyo ("In a Struggle you will Win your Right"), is the old slogan of the SR
Party outlawed by Lenin and Stalin. Poor Sinitski's rebus will be
certainly rejected by the Marxist editor of his newspaper. Btw., the name
Sinitski comes from sinitsa (titmouse). According to another saying, luchshe sinitsa v ruke, chem zhuravl' v nebe (a bird in the hand is
worth two in the bush; literally, "a titmouse in the hand is better than a crane
in the sky").
*In Drugie berega ("Other Shores," 1954), the Russian version of
his autobiography, VN mentions a strange lyrical walk over some hills in
Prague that he took with Marina Tsvetaev in the spring of 1923:
С писателями я видался мало. Однажды с Цветаевой
совершил странную лирическую прогулку, в 1923 году, что ли, при сильном весеннем
ветре, по каким-то пражским холмам. В тридцатых годах помню Куприна, под дождём
и желтыми листьями поднимающего издали в виде приветствия бутылку красного вина.
Ремизова, необыкновенной наружностью напоминавшего мне шахматную ладью после
несвоевременной рокировки, я почему-то встречал только во французских кругах, на
скучнейших сборищах Nouvelle Revue Française, и раз Paulhan зазвал его и меня на
загородную дачу какого-то мецената, одного из тех несчастных дойных господ,
которые, чтоб печататься, должны платить да платить.
In the next sentence VN evokes Kuprin whom he met in Paris in the 1930s and
who, as a greeting, raises from afar a bottle of red wine - in
the autumnal rain under falling yellow leaves. The memoirist then mentions
Remizov, the author of Krestovye Syostry** (1911) who looked to VN
like a rook after untimely castling.
**"The Kresty Sisters" (Kresty is a prison in St. Petersburg where
VN's father spent three months in 1908, SM, p. 25).
Alexey Sklyarenko
Google Search
the archive Contact
the Editors NOJ Zembla Nabokv-L
Policies Subscription options AdaOnline NSJ Ada Annotations L-Soft Search the archive VN Bibliography Blog
All private editorial communications are read by both co-editors.
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Visit Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
View Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Visit "Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
Manage subscription options: http://listserv.ucsb.edu/