Subject
Lyubov', Vera & famous writer in The Event
From
Date
Body
Писатель (Вере). С вами я, кажется, встречался, милая.
Вера. Мы встречались на рауте у Н. Н., дорогой Пётр Николаевич.
Писатель. На рауте у Н. Н. ... А! Хорошо сказано. Я вижу, вы насмешница. (Act Two)
Lyubov's sister Vera met the famous writer, a guest at Antonina Pavlovna's birthday party, "at a rout at N. N.'s." Pyotr Nikolaevich (the famous writer) calls Vera "nasmeshnitsa" (a derisive girl). Pyotr Nikolaevich is old and leonine. L'vist ("leonine") comes from lev (lion). Pyotr Nikolaevich has the same patronymic as Leo (Lev Nikolaevich) Tolstoy. Antonina Pavlovna's name and patronymic hint at Chekhov. The portrait painter Troshcheykin (Antonina Pavlovna's son-in-law) is a namesake of Aleksey Maksimovich Peshkov (Gorky's real name). In his memoir notes about Tolstoy (1923) Gorky speaks of Tolstoy's attitude to Jesus Christ. According to Gorky, Tolstoy edva li lyubit (is unlikely to love) Christ and seems to be afraid that, were Christ to come to a Russian village, the country girls would ridicule (zasmeyut) him:
Советовал мне прочитать буддийский катехизис. О буддизме и Христе он говорит всегда сентиментально; о Христе особенно плохо — ни энтузиазма, ни пафоса нет в словах его и ни единой искры сердечного огня. Думаю, что он считает Христа наивным, достойным сожаления, и хотя — иногда — любуется им, но — едва ли любит. И как будто опасается: приди Христос в русскую деревню — его девки засмеют.
This brings to mind the song of the girls at the end of Chapter Three of Pushkin's Eugene Onegin. Chapter Three of EO has Tatiana's letter to Onegin. According to the author, Tatiana wrote it in French and at first Pushkin wanted to ask Baratynski ("bard of The Feasts and langorous melancholy") to turn it into Russian verses. In
The Event Lyubov' (who identifies herself with Pushkin's Tatiana) tells her mother that she will send to Barbashin a note in French:
Антонина Павловна. Один только вопрос, и я пойду спать: ты с ним увидишься?
Любовь. Я ему с няней пошлю французскую записку, я к нему побегу, я брошу мужа, я...
Антонина Павловна. Люба, ты... ты шутишь?
Любовь. Да. Набросок третьего действия. (Act Three)
In Chapter Eight of EO Pushkin for the first time takes his Muse to a high-life rout (VI: 1-2) and mentions N. N., "about whom lifelong one kept saying: N. N. is an excellent man" (X: 13-14). At the end of the preceding chapter Pushkin's friend Pyotr Vyazemski meets Tatiana at a dull aunt's and talks to her (Seven: XLIX: 9-11). Vyazemski's poem Pominki ("The Wake," 1864) begins: "Delvig, Pushkin, Boratynskoy [sic], the twins of Russian muse..." As he speaks to Lyubov', the famous writer mentions pominki (the wake):
Писатель. Что вы можете мне предложить... Нда. Это у вас что: кутья? А, кекс. Схож. Я думал, у вас справляются поминки.
Любовь. Мне нечего поминать, Пётр Николаевич.
Писатель. А! Нечего... Ну, не знаю, милая. Настроение что-то больно фиолетовое. Не хватает преосвященного. (Act Two)
Lyubov' means "love," vera means "faith." In his memoir notes about Tolstoy Gorky quotes Tolstoy's words to him:
Для веры — как для любви — нужна храбрость, смелость. Надо сказать себе — верую,— и всё будет хорошо, всё явится таким, как вам нужно, само себя объяснит вам и привлечёт вас. Вот вы многое любите, а вера — это и есть усиленная любовь, надо полюбить ещё больше — тогда любовь превратится в веру. Когда любят женщину — так самую лучшую на земле,— непременно и каждый любит самую лучшую, а это уже — вера.
According to Tolstoy, vera - eto i est' usilennaya lyubov' (faith is the intensified love, one must love even more - then love will turn into faith).
Lyubov' compares her husband to mladenets (a babe) from Lesnoy tsar' ("The Forest King," Zhukovski's version of Goethe's Erlkoenig):
Любовь. Ну, ты совсем как младенец из "Лесного царя". И главное -- это все было уже раз, все-все так было, ты сказал "тень", я сказала "младенец", и на этом
вошла мама. (Act Three)
A namesake of Troshcheykin, Gorky compares Tolstoy to chyort (the devil) and himslef, to mladenets (a babe), playing on the saying svyazalsya chyort s mladentsem (a case of the babe and the devil):
Он — чорт, а я ещё младенец, и не трогать бы ему меня.
The killer Barbashin and the private detective Barboshin (whom Troshchekin hired to protect himself from Barbashin) seem to be two incarnations of the devil. At Antonina Pavlovna's birthday party Mme Vagabundov (who speaks in verse) wonders if Barbashin has enough courage to throw a bomb:
Вагабундова.
Может быть, метнёт бомбу?
А, -- хватит апломбу?
Вот метнёт
и всех нас
сейчас -- сейчас
разорвёт. (Act Two)
According to Gorky, Tolstoy's friend Sulerzhitski is unpredictable and can even throw a bomb:
К Сулержицкому он относится с нежностью женщины. Чехова любит отечески, в этой любви чувствуется гордость создателя, а Сулер вызывает у него именно нежность, постоянный интерес и восхищение, которое, кажется, никогда не утомляет колдуна. Пожалуй, в этом чувстве есть нечто немножко смешное, как любовь старой девы к попугаю, моське, коту. Сулер — какая-то восхитительно-вольная птица чужой, неведомой страны. Сотня таких людей, как он, могли бы изменить и лицо, и душу какого-нибудь провинциального города. Лицо его они разобьют, а душу наполнят страстью к буйному, талантливому озорству. Любить Сулера легко и весело, и когда я вижу, как небрежно относятся к нему женщины, они удивляют и злят меня. Впрочем, за этой небрежностью, может быть, ловко скрывается осторожность. Сулер — ненадежен. Что он сделает завтра? Может быть, бросит бомбу, а может — уйдёт в хор трактирных песенников.
According to Meshaev the Second (the palmist), Lyubov' has a rational heart:
Мешаев Второй. Рассудок у вас послушен сердцу, но сердце у вас рассудочное. Ну, что вам ещё сказать? Вы чувствуете природу, но к искусству довольно равнодушны. (Act Three)
According to Tolstoy, Gorky (whose intricate mind Tolstoy does not understand) has a clever heart:
— Ума вашего я не понимаю — очень запутанный ум, а вот сердце у вас умное... да, сердце умное!
Describing to Lyubov' his dream, Troshcheykin mentions his late mistress, Margarita Gofman. It was Margarita Semyonovna Gofman who told Ryovshin (Lyubov's lover) about Barbashin's attempt upon the lives of Troshcheykin and his wife:
Рёвшин. А я помню, как покойная Маргарита Семёновна Гофман мне тогда сообщила. Ошарашила! Главное, каким-то образом пошёл слух, что Любовь Ивановна при смерти. (Act One)
Gorky once told Tolstoy his nightmare in which empty boots had walked along a road covered with snow. Tolstoy compares Gorky's dream to E. T. A. Hoffmann's (in Russian spelling, Gofman) stories in which card-tables run along the streets:
Другой сон: снежная равнина, гладкая, как лист бумаги, нигде ни холма, ни дерева, ни куста, только, чуть видны, высовываются из-под снега редкие розги. По снегу мёртвой пустыни от горизонта к горизонту стелется жёлтой полоской едва намеченная дорога, а по дороге медленно шагают серые валяные сапоги — пустые.
Он поднял мохнатые брови лешего, внимательно посмотрел на меня, подумал.
— Это — страшно. Вы, в самом деле, видели это, не выдумали? Тут тоже есть что-то книжное.
И вдруг как будто рассердился, заговорил недовольно, строго, постукивая пальцем по колену.
— Ведь вы не пьющий? И не похоже, чтоб вы пили много когда-нибудь. А в этих снах все-таки есть что-то пьяное. Был немецкий писатель Гофман, у него ломберные столы по улицам бегали, и всё в этом роде, так он был пьяница, — «калаголик», как говорят грамотные кучера. Пустые сапоги идут — это, вправду, страшно! Даже, если вы и придумали — очень хорошо! Страшно!
Неожиданно улыбнулся во всю бороду, так, что даже скулы засияли.
— А ведь представьте-ка: вдруг по Тверской бежит ломберный стол, эдакий — с выгнутыми ножками, доски у него прихлопывают и мелом пылят, даже ещё цифры на зелёном сукне видать, — это на нём акцизные чиновники трое суток напролёт в винт играли, он не вытерпел больше и сбежал. (XXXIV)
The name of Margarita Gofman's father was Semyon. The poet and playwright Pyotr Nikolaevich Semyonov (1791-1832), father of the explorer of Asia and geographer P. P. Semyonov-Tyan-Shansky (1827-1914), was a son of Nikolay Petrovich Semyonov and Maria Petrovna Bunin, the elder sister of the poetess Anna Petrovna Bunin (1774-1829, a relative of Zhukovski). Pyotr Nikolaevich of The Event is a recognizable portrait of Ivan Bunin (1870-1953).
Troshcheykin compares the famous writer to ferz' (the Queen) and all other guests invited by Antonina Pavlovna to her birthday party, to peshki (the pawns):
Трощейкин. А вот почему вы, Антонина Павловна, пригласили нашего маститого? Всё ломаю себе голову над этим вопросом. На что он вам? И потом, нельзя так: один ферзь, а все остальные -- пешки.
Антонина Павловна. Вовсе не пешки. Мешаев, например. (Act One)
Peshki (the pawns) mentioned by Troshcheykin bring to mind Peshkov (Gorky's real name).
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L
Вера. Мы встречались на рауте у Н. Н., дорогой Пётр Николаевич.
Писатель. На рауте у Н. Н. ... А! Хорошо сказано. Я вижу, вы насмешница. (Act Two)
Lyubov's sister Vera met the famous writer, a guest at Antonina Pavlovna's birthday party, "at a rout at N. N.'s." Pyotr Nikolaevich (the famous writer) calls Vera "nasmeshnitsa" (a derisive girl). Pyotr Nikolaevich is old and leonine. L'vist ("leonine") comes from lev (lion). Pyotr Nikolaevich has the same patronymic as Leo (Lev Nikolaevich) Tolstoy. Antonina Pavlovna's name and patronymic hint at Chekhov. The portrait painter Troshcheykin (Antonina Pavlovna's son-in-law) is a namesake of Aleksey Maksimovich Peshkov (Gorky's real name). In his memoir notes about Tolstoy (1923) Gorky speaks of Tolstoy's attitude to Jesus Christ. According to Gorky, Tolstoy edva li lyubit (is unlikely to love) Christ and seems to be afraid that, were Christ to come to a Russian village, the country girls would ridicule (zasmeyut) him:
Советовал мне прочитать буддийский катехизис. О буддизме и Христе он говорит всегда сентиментально; о Христе особенно плохо — ни энтузиазма, ни пафоса нет в словах его и ни единой искры сердечного огня. Думаю, что он считает Христа наивным, достойным сожаления, и хотя — иногда — любуется им, но — едва ли любит. И как будто опасается: приди Христос в русскую деревню — его девки засмеют.
This brings to mind the song of the girls at the end of Chapter Three of Pushkin's Eugene Onegin. Chapter Three of EO has Tatiana's letter to Onegin. According to the author, Tatiana wrote it in French and at first Pushkin wanted to ask Baratynski ("bard of The Feasts and langorous melancholy") to turn it into Russian verses. In
The Event Lyubov' (who identifies herself with Pushkin's Tatiana) tells her mother that she will send to Barbashin a note in French:
Антонина Павловна. Один только вопрос, и я пойду спать: ты с ним увидишься?
Любовь. Я ему с няней пошлю французскую записку, я к нему побегу, я брошу мужа, я...
Антонина Павловна. Люба, ты... ты шутишь?
Любовь. Да. Набросок третьего действия. (Act Three)
In Chapter Eight of EO Pushkin for the first time takes his Muse to a high-life rout (VI: 1-2) and mentions N. N., "about whom lifelong one kept saying: N. N. is an excellent man" (X: 13-14). At the end of the preceding chapter Pushkin's friend Pyotr Vyazemski meets Tatiana at a dull aunt's and talks to her (Seven: XLIX: 9-11). Vyazemski's poem Pominki ("The Wake," 1864) begins: "Delvig, Pushkin, Boratynskoy [sic], the twins of Russian muse..." As he speaks to Lyubov', the famous writer mentions pominki (the wake):
Писатель. Что вы можете мне предложить... Нда. Это у вас что: кутья? А, кекс. Схож. Я думал, у вас справляются поминки.
Любовь. Мне нечего поминать, Пётр Николаевич.
Писатель. А! Нечего... Ну, не знаю, милая. Настроение что-то больно фиолетовое. Не хватает преосвященного. (Act Two)
Lyubov' means "love," vera means "faith." In his memoir notes about Tolstoy Gorky quotes Tolstoy's words to him:
Для веры — как для любви — нужна храбрость, смелость. Надо сказать себе — верую,— и всё будет хорошо, всё явится таким, как вам нужно, само себя объяснит вам и привлечёт вас. Вот вы многое любите, а вера — это и есть усиленная любовь, надо полюбить ещё больше — тогда любовь превратится в веру. Когда любят женщину — так самую лучшую на земле,— непременно и каждый любит самую лучшую, а это уже — вера.
According to Tolstoy, vera - eto i est' usilennaya lyubov' (faith is the intensified love, one must love even more - then love will turn into faith).
Lyubov' compares her husband to mladenets (a babe) from Lesnoy tsar' ("The Forest King," Zhukovski's version of Goethe's Erlkoenig):
Любовь. Ну, ты совсем как младенец из "Лесного царя". И главное -- это все было уже раз, все-все так было, ты сказал "тень", я сказала "младенец", и на этом
вошла мама. (Act Three)
A namesake of Troshcheykin, Gorky compares Tolstoy to chyort (the devil) and himslef, to mladenets (a babe), playing on the saying svyazalsya chyort s mladentsem (a case of the babe and the devil):
Он — чорт, а я ещё младенец, и не трогать бы ему меня.
The killer Barbashin and the private detective Barboshin (whom Troshchekin hired to protect himself from Barbashin) seem to be two incarnations of the devil. At Antonina Pavlovna's birthday party Mme Vagabundov (who speaks in verse) wonders if Barbashin has enough courage to throw a bomb:
Вагабундова.
Может быть, метнёт бомбу?
А, -- хватит апломбу?
Вот метнёт
и всех нас
сейчас -- сейчас
разорвёт. (Act Two)
According to Gorky, Tolstoy's friend Sulerzhitski is unpredictable and can even throw a bomb:
К Сулержицкому он относится с нежностью женщины. Чехова любит отечески, в этой любви чувствуется гордость создателя, а Сулер вызывает у него именно нежность, постоянный интерес и восхищение, которое, кажется, никогда не утомляет колдуна. Пожалуй, в этом чувстве есть нечто немножко смешное, как любовь старой девы к попугаю, моське, коту. Сулер — какая-то восхитительно-вольная птица чужой, неведомой страны. Сотня таких людей, как он, могли бы изменить и лицо, и душу какого-нибудь провинциального города. Лицо его они разобьют, а душу наполнят страстью к буйному, талантливому озорству. Любить Сулера легко и весело, и когда я вижу, как небрежно относятся к нему женщины, они удивляют и злят меня. Впрочем, за этой небрежностью, может быть, ловко скрывается осторожность. Сулер — ненадежен. Что он сделает завтра? Может быть, бросит бомбу, а может — уйдёт в хор трактирных песенников.
According to Meshaev the Second (the palmist), Lyubov' has a rational heart:
Мешаев Второй. Рассудок у вас послушен сердцу, но сердце у вас рассудочное. Ну, что вам ещё сказать? Вы чувствуете природу, но к искусству довольно равнодушны. (Act Three)
According to Tolstoy, Gorky (whose intricate mind Tolstoy does not understand) has a clever heart:
— Ума вашего я не понимаю — очень запутанный ум, а вот сердце у вас умное... да, сердце умное!
Describing to Lyubov' his dream, Troshcheykin mentions his late mistress, Margarita Gofman. It was Margarita Semyonovna Gofman who told Ryovshin (Lyubov's lover) about Barbashin's attempt upon the lives of Troshcheykin and his wife:
Рёвшин. А я помню, как покойная Маргарита Семёновна Гофман мне тогда сообщила. Ошарашила! Главное, каким-то образом пошёл слух, что Любовь Ивановна при смерти. (Act One)
Gorky once told Tolstoy his nightmare in which empty boots had walked along a road covered with snow. Tolstoy compares Gorky's dream to E. T. A. Hoffmann's (in Russian spelling, Gofman) stories in which card-tables run along the streets:
Другой сон: снежная равнина, гладкая, как лист бумаги, нигде ни холма, ни дерева, ни куста, только, чуть видны, высовываются из-под снега редкие розги. По снегу мёртвой пустыни от горизонта к горизонту стелется жёлтой полоской едва намеченная дорога, а по дороге медленно шагают серые валяные сапоги — пустые.
Он поднял мохнатые брови лешего, внимательно посмотрел на меня, подумал.
— Это — страшно. Вы, в самом деле, видели это, не выдумали? Тут тоже есть что-то книжное.
И вдруг как будто рассердился, заговорил недовольно, строго, постукивая пальцем по колену.
— Ведь вы не пьющий? И не похоже, чтоб вы пили много когда-нибудь. А в этих снах все-таки есть что-то пьяное. Был немецкий писатель Гофман, у него ломберные столы по улицам бегали, и всё в этом роде, так он был пьяница, — «калаголик», как говорят грамотные кучера. Пустые сапоги идут — это, вправду, страшно! Даже, если вы и придумали — очень хорошо! Страшно!
Неожиданно улыбнулся во всю бороду, так, что даже скулы засияли.
— А ведь представьте-ка: вдруг по Тверской бежит ломберный стол, эдакий — с выгнутыми ножками, доски у него прихлопывают и мелом пылят, даже ещё цифры на зелёном сукне видать, — это на нём акцизные чиновники трое суток напролёт в винт играли, он не вытерпел больше и сбежал. (XXXIV)
The name of Margarita Gofman's father was Semyon. The poet and playwright Pyotr Nikolaevich Semyonov (1791-1832), father of the explorer of Asia and geographer P. P. Semyonov-Tyan-Shansky (1827-1914), was a son of Nikolay Petrovich Semyonov and Maria Petrovna Bunin, the elder sister of the poetess Anna Petrovna Bunin (1774-1829, a relative of Zhukovski). Pyotr Nikolaevich of The Event is a recognizable portrait of Ivan Bunin (1870-1953).
Troshcheykin compares the famous writer to ferz' (the Queen) and all other guests invited by Antonina Pavlovna to her birthday party, to peshki (the pawns):
Трощейкин. А вот почему вы, Антонина Павловна, пригласили нашего маститого? Всё ломаю себе голову над этим вопросом. На что он вам? И потом, нельзя так: один ферзь, а все остальные -- пешки.
Антонина Павловна. Вовсе не пешки. Мешаев, например. (Act One)
Peshki (the pawns) mentioned by Troshcheykin bring to mind Peshkov (Gorky's real name).
Alexey Sklyarenko
Search archive with Google:
http://www.google.com/advanced_search?q=site:listserv.ucsb.edu&HL=en
Contact the Editors: mailto:nabokv-l@utk.edu,nabokv-l@holycross.edu
Zembla: http://www.libraries.psu.edu/nabokov/zembla.htm
Nabokv-L policies: http://web.utk.edu/~sblackwe/EDNote.htm
Nabokov Online Journal:" http://www.nabokovonline.com
AdaOnline: "http://www.ada.auckland.ac.nz/
The Nabokov Society of Japan's Annotations to Ada: http://vnjapan.org/main/ada/index.html
The VN Bibliography Blog: http://vnbiblio.com/
Search the archive with L-Soft: https://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?A0=NABOKV-L
Manage subscription options :http://listserv.ucsb.edu/lsv-cgi-bin/wa?SUBED1=NABOKV-L