In VN’s novel Priglashenie na kazn’ (“Invitation to a Beheading,” 1935) one of inscriptions on the wall of Cincinnatus’s cell reads: Smer’te do smerti, - potom pozdno budet (Measure me while I live—after it will be too late):
"Бытие безымянное, существенность беспредметная..." - прочел Цинциннат на стене там, где дверь, отпахиваясь, прикрывала стену.
"Вечные именинники, мне вас --" - написано было в другом месте.
Левее, почерком стремительным и чистым, без единой лишней линии: "Обратите внимание, что когда они с вами говорят --" - дальше, увы, было стерто.
Рядом - корявыми детскими буквами: "Писателей буду штрафовать" - и подпись: директор тюрьмы.
Еще можно было разобрать одну ветхую и загадочную строку: "Смерьте до смерти, - потом будет поздно".
- Меня во всяком случае смерили, - сказал Цинциннат, тронувшись опять в путь и на ходу легонько постукивая костяшками руки по стенам. - Как мне, однако, не хочется умирать! Душа зарылась в подушку. Ох, не хочется! Холодно будет вылезать из теплого тела. Не хочется, погодите, дайте еще подремать.
“Nameless existence, intangible substance,” Cincinnatus read on the wall where the door covered it when open.
“Perpetual name-day celebrants, you can just . . .” was written in another place.
Further to the left, in a strong and neat hand, without a single superfluous line: “Note that when they address you . . .” The continuation had been erased.
Next to this, in clumsy childish letters: “I will collect fines from writers,” signed “director of the prison.”
One could make out yet another line, an ancient and enigmatic one: “Measure me while I live—after it will be too late.”
“In any case I have been measured,” said Cincinnatus, resuming his journey and rapping lightly with his knuckles on the walls. “But how I don’t want to die! My soul has burrowed under my pillow. Oh, I don’t want to! It will be cold getting out of my warm body. I don’t want to . . . wait a while . . . let me doze some more.” (Chapter Two)
In one of Mandelshtam’s humorous poems (written in 1934) a tailor who was sentenced to death manages to escape execution by measuring himself:
Один портной
С хорошей головой
Приговорен был к высшей мере.
И что ж? — портновской следуя манере,
С себя он мерку снял —
И до сих пор живой.
One tailor
with a good head
was sentenced to capital punishment (k vysshey mere).
And what do you think? In accordance with a tailor’s manner,
he got his own measurements (snyal merku) –
and is still alive.
Smer’te do smerti (measure me while I live) is an allusion to the wordplay (k vysshey mere – snyal merku) in Mandelshtam’s poem. At the end of VN’s novel Cincinnatus manages to escape death.