In VN's play Izobretenie Val'sa ("The Waltz Invention," 1938) the Minister of War tells the Colonel that old Perrault died last night and asks the Colonel to remind him tomorrow to speak to Brutus about the pension for the widow:
Министр. А нашего генерала я так огрел по телефону, что, кажется, у него прошла подагра. Между прочим, знаете, кто нынче ночью помер? Старик Перро, - да, да. Вам придётся поехать на похороны. И напомните мне завтра поговорить с Брутом насчёт пенсии для вдовы. Они, оказывается, последнее время сильно нуждались, грустно, я этого даже не знал.
Полковник. Что ж, такова жизнь. Один умирает, а другой выезжает в свет. У меня лично всегда бодрое настроение, каждый день новый роман! (Act One)
In Shakespeare’s Hamlet (3.2) Polonius tells Hamlet that he once played Julius Caesar and was killed by Brutus in the Capitol:
HAMLET
No, nor mine now. [To Polonius.] My lord,
you played once i' the university, you say?
POLONIUS
That did I, my lord; and was accounted a
good actor.
HAMLET
What did you enact?
POLONIUS
I did enact Julius Caesar: I was killed i' the
Capitol; Brutus killed me.
HAMLET
It was a brute part of him to kill so capital a
calf there. Be the players ready?
In VN’s play Sobytie ("The Event," 1938) the famous writer (one of the guests at Antonina Pavlovna’s birthday party) “quotes” Hamlet’s words from his famous monologue:
Куприков. Из этого я заключил, что он замышляет недоброе дело, а потому обращаюсь снова к вам, Любовь Ивановна, и к тебе, дорогой Алёша, при свидетелях, с убедительной просьбой принять максимальные предосторожности.
Трощейкин. Да! Но какие, какие?
Писатель. "Зад, -- как сказал бы Шекспир, -- зад из зык вещан". (Репортёру.) А что вы имеете сказать, солнце моё? (Act Two)
“Zad, as Shakespeare would have said, zad iz zyk veshchan.” The famous writer calls the reporter (who was invited by Troshcheykin, the portrait painter who fears assassination) solntse moyo (“my sun”). In "The Waltz Invention" the Colonel tells the War Minister that his watch is as correct as karmannoe solnyshko (the pocket sun):
Министр. Извиню. О-го -- без десяти двенадцать.
Полковник. Ваши отстают. У меня без двух, и я поставил их правильно, по башне.
Министр. Нет, вы ошибаетесь. Мои верны, как карманное солнышко.
Полковник. Не будем спорить, сейчас услышим, как пробьёт.
Министр. Пойдёмте, пойдёмте, я голоден. В животе настраиваются инструменты.
Бьют часы.
Полковник. Вот. Слышите? Кто был прав?
Министр. Допускаю, что в данном случае...
Отдаленный взрыв страшной силы. (Act One)
In Pushkin’s Eugene Onegin (Six: XIII: 4) Lenski, on the eve of his duel with Onegin, keeps consulting the sun, his watch:
Решась кокетку ненавидеть,
Кипящий Ленский не хотел
Пред поединком Ольгу видеть,
На солнце, на часы смотрел,
Махнул рукою напоследок -
И очутился у соседок.
Он думал Олиньку смутить
Своим приездом поразить;
Не тут-то было: как и прежде,
На встречу бедного певца
Прыгнула Олинька с крыльца,
Подобно ветреной надежде,
Резва, беспечна, весела,
Ну точно так же, как была.
Having resolved to hate the flirt,
boiling Lenski did not wish
to see Olga before the duel.
The sun, his watch he kept consulting;
gave up at length--
and found himself at the fair neighbors'.
He thought lie would embarrass Olinka,
confound her by his coming;
but nothing of the sort: just as before
to meet the poor bard
Olinka skipped down from the porch,
akin to giddy hope,
Spry, carefree, gay-
well, just the same as she had been.
In a game of chess that he plays with Olga Lenski with a pawn takes in abstraction his own rook. Troshcheykin compares all guests of his mother-in-law to pawns and the famous writer, to ferz’ (a chess queen). At the beginning of “The Event” Troshcheykin says that art always moves in the counter-sun direction and mentions Shakespeare’s Othello:
Трощейкин. Видишь ли, они должны гореть, бросать на него отблеск, но сперва я хочу закрепить отблеск, а потом приняться за его источники. Надо помнить, что искусство движется всегда против солнца. Ноги, видишь, уже совсем перламутровые. Нет, мальчик мне нравится! Волосы хороши: чуть-чуть с чёрной курчавинкой. Есть какая-то связь между драгоценными камнями и негритянской кровью. Шекспир это почувствовал в своём "Отелло". Ну, так. (Смотрит на другой портрет.) А мадам Вагабундова чрезвычайно довольна, что пишу её в белом платье на испанском фоне, и не понимает, какой это страшный кружевной гротеск... Все-таки, знаешь, я тебя очень прошу, Люба, раздобыть мои мячи, я не хочу, чтобы они были в бегах. (Act One)
At the end of Shakespeare’s play Othello stabs himself. Two days after her mother’s fiftieth birthday, on her dead son’s fifth birthday (namely, on August 30, 1938, Tuesday), Troshcheykin’s wife Lyubov’ commits suicide (stabs herself) and, “in the sleep of death,” dreams of Salvator Waltz and his invention. The Colonel’s words to the Minister of War, u menya lichno kazhdyi den’ novyi roman (as to me, I have every day a new romance), and the name of Troshcheykin’s wife bring to mind the lines in Chapter One (XLVII: 6-7) of Pushkin’s EO, Vospomnya prezhnikh let romany, vospomnya prezhnyuyu lyubov’ (rememorating intrigues of past years, rememorating a past love):
Как часто летнею порою,
Когда прозрачно и светло
Ночное небо над Невою
И вод веселое стекло
Не отражает лик Дианы,
Воспомня прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь,
Чувствительны, беспечны вновь,
Дыханьем ночи благосклонной
Безмолвно упивались мы!
Как в лес зеленый из тюрьмы
Перенесен колодник сонный,
Так уносились мы мечтой
К началу жизни молодой.
How oft in summertide, when limpid
and luminous is the nocturnal sky
above the Neva, and the gay
glass of the waters
does not reflect Diana's visage —
rememorating intrigues of past years,
rememorating a past love,
impressible, carefree again,
the breath of the benignant night
we mutely quaffed!
As to the greenwood from a prison
a slumbering clogged convict is transferred,
so we'd be carried off in fancy
to the beginning of young life.
As she speaks to her husband, Lyubov' quotes Tatiana's words to Onegin in Chapter Eight (XLIII: 1-2) of EO, “Onegin, I was younger then, I was, I daresay, better-looking:”
Любовь. Онегин, я тогда моложе, я лучше... Да, я тоже ослабела. Не помню... А хорошо было на этой мгновенной высоте. (Act Two)
Identifying herself with Pushkin's Tatiana, Lyubov' tells her mother that she will send with nurse a French note to Barbashin:
Любовь. Я ему с няней пошлю французскую записку, я к нему побегу, я брошу мужа, я... (Act Three)
But at the end of “The Event” Lyubov’ learns that terrible Barbashin (of whom Troshcheykin is mortally afraid) has left the city and gone abroad forever.