In his essay The Art of Literature and Commonsense (1941) VN says that the Russian language supplies definitions for two types or stages of inspiration, vostorg and vdokhnovenie:
The Russian language, which otherwise is comparatively poor in abstract terms, supplies definitions for two types or stages of inspiration, vostorg and vdokhnovenie, which can be paraphrased as “rapture” and “recapture.” The difference between them is mainly of a climatic kind, the first being hot and brief, and the second cool and sustained. The kind alluded to up to now is the pure flame of vostorg, initial rapture, which has no conscious purpose in view but which is all-important in linking the breaking up of the old work with the building up of the new one. When the time is ripe and the writer settles down to the actual composing of his book, he will rely on the second, serene and steady kind of inspiration, vdokhnovenie, the trusted mate who helps to recapture and reconstruct the world.
In Pushkin’s little tragedy “Mozart and Salieri” (1830) Salieri several times mentions vostorg (rapture) and vdokhnovenie (inspiration):
Нередко, просидев в безмолвной келье
Два, три дня, позабыв и сон и пищу,
Вкусив восторг и слёзы вдохновенья,
Я жёг мой труд и холодно смотрел,
Как мысль моя и звуки, мной рожденны,
Пылая, с легким дымом исчезали.
Quite often, having sat in my mute cell
For two, three days - both sleep and food forgotten,
The rapture and tears of inspiration savored -
I burned my work, and frigidly observed
How my ideas, the sounds I had begotten,
Took flame and disappeared with the light smoke.
(Scene One)
Что умирать? я мнил: быть может, жизнь
Мне принесет незапные дары;
Быть может, посетит меня восторг
И творческая ночь и вдохновенье;
Быть может, новый Гайден сотворит
Великое — и наслажуся им...
Why die? I mused: perhaps yet life will bring
Some sudden gifts before me from her treasures;
Perhaps, I will be visited by raptures
And a creative night and inspiration;
Perhaps, another Haydn will create
New greatnesses -- wherein I will delight...
(ibid.)
In Pushkin’s little tragedy Mozart mentions his bessonnitsa (insomnia):
Сальери
Что ты мне принёс?
Моцарт
Нет — так; безделицу. Намедни ночью
Бессонница моя меня томила,
И в голову пришли мне две, три мысли.
Сегодня их я набросал. Хотелось
Твоё мне слышать мненье; но теперь
Тебе не до меня.
Salieri
What did you bring me?
Mozart
This?
No, just a trifle. Late the other night,
As my insomnia was full upon me,
Brought some two, three ideas into my head;
Today I jot them down... O well, I hoped
To hear what you may think of this, but now
You're in no mood for me.
(ibid.)
Pushkin’s poem Stikhi, sochinyonnye noch'yu vo vremya bessonnitsy ("Verses Composed at Night during the Insomnia," 1830) ends in the line Smysla ya v tebe ishchu (I look for a meaning in you):
Мне не спится, нет огня;
Всюду мрак и сон докучный.
Ход часов лишь однозвучный
Раздаётся близ меня,
Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня...
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шёпот?
Укоризна, или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовёшь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу...
I can't sleep, the light is out;
Chasing senseless dreams in gloom.
Clocks at once, inside my room,
Somewhere next to me, resound.
Parcae's soft and mild chatter,
Sleeping twilight's noisy flutter,
Life's commotion -- so insane..
Why am I to feel this pain?
What's your meaning, boring mumble?
Disapproving, do you grumble
Of the day I spent in vain?
What has made you so compelling?
Are you calling or foretelling?
I just want to understand,
I look for a meaning in you...
Russian for "common sense" is zdravyi smysl (in Russian smysl means both “sense” and “meaning”). In Dostoevski’s novel Besy (“The Possessed,” 1872), with the epigraph from Pushkin's poem (1830) of the same title, Lebyadkin quotes Stavrogin’s words “one must be a great man indeed to be able to hold out even against common sense:”
— Высокие слова! Вы разрешаете загадку жизни! — вскричал капитан, наполовину плутуя, а наполовину действительно в неподдельном восторге, потому что был большой любитель словечек. — Из всех ваших слов, Николай Всеволодович, я запомнил одно по преимуществу, вы еще в Петербурге его высказали: «Нужно быть действительно великим человеком, чтобы суметь устоять даже против здравого смысла». Вот-с!
— Ну, равно и дураком. (Part II, chapter 2)
In a letter of Oct. 31, 1838 (Dostoevski’s seventeenth birthday), to his brother Dostoevski says that he failed his algebra examination:
До сих пор я не знал, что значит оскорблённое самолюбие. Я бы краснел, ежели бы это чувство овладело мною... но знаешь? Хотелось бы раздавить весь мир за один раз... Я потерял, убил столько дней до экзамена, заболел, похудел, выдержал экзамен отлично в полной силе и объёме этого слова и остался... Так хотел один преподающий (алгебры), которому я нагрубил в продолженье года и который нынче имел подлость напомнить мне это, объясняя причину, отчего
остался я...
Pushkin’s Salieri says that he measured harmony by algebra:
Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию.
Having stifled sounds,
I cut up music like a corpse. I measured
Harmony by algebra.
(scene I)
In the same letter to his brother Dostoevski twice uses the word gradus (degree):
Друг мой! Ты философствуешь как поэт. И как не ровно выдерживает душа градус вдохновенья, так не ровна, не верна и твоя философия. Чтоб больше знать, надо меньше чувствовать, и обратно, правило опрометчивое, бред сердца.
My friend, you philosophize like a poet. And just because the soul cannot be forever in a state of exaltation, your philosophy is not true and not just. To know more one must feel less, and vice versa. Your judgment is featherheaded – it is a delirium of the heart.
Заметь, что поэт в порыве вдохновенья разгадывает Бога, следовательно, исполняет назначенье философии. Следовательно, поэтический восторг есть восторг философии... Следовательно, философия есть та же поэзия, только высший градус её!..
Remark that the poet, in the moment of inspiration, comprehends God and consequently does the philosopher's work. Consequently poetic inspiration is nothing less than poetical inspiration. Consequently philosophy is nothing but poetry, a higher degree of poetry!
In VN’s novel Pale Fire (1962) Gradus is the name of Shade’s murderer. Shade’s birthday, July 5 is also Kinbote’s and Gradus’ birthday (while Shade was born in 1898, Kinbote and Gradus were born in 1915). Shade’s mad commentator, Kinbote imagines that he is Charles the Beloved, the last self-exiled king of Zembla. In a letter of Apr. 11, 1831, to Pletnyov Pushkin calls his friend and publisher ten’ vozlyublennaya (the beloved shade):
Воля твоя, ты несносен: ни строчки от тебя не дождёшься. Умер ты, что ли? Если тебя уже нет на свете, то, тень возлюбленная, кланяйся от меня Державину и обними моего Дельвига.
In the Prefatory Piece (addressed to Pletnyov) of Eugene Onegin Pushkin calls his novel in verse plod bessonnits, lyogkikh vdokhnoveniy (a fruit of insomnias, light inspirations):
Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя,
Достойнее души прекрасной,
Святой исполненной мечты,
Поэзии живой и ясной,
Высоких дум и простоты;
Но так и быть — рукой пристрастной
Прими собранье пёстрых глав,
Полусмешных, полупечальных,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессониц, лёгких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет.
Not thinking to amuse the haughty world,
having grown fond of friendship's heed,
I wish I could present you with a gage
that would be worthier of you —
be worthier of a fine soul
full of a holy dream,
of live and limpid poetry,
of high thoughts and simplicity.
But so be it. With partial handing
take this collection of pied chapters:
half droll, half sad,
plain-folk, ideal,
the careless fruit of my amusements,
insomnias, light inspirations,
unripe and withered years,
the intellect's cold observations,
and the heart's sorrowful remarks.
In the same letter of Oct. 31, 1838, to his brother Dostoevski mentions vostorg (rapture) and quotes the last two lines of Pushkin’s sonnet Poetu (“To a Poet,” 1830):
Байрон был эгоист: его мысль о славе — была ничтожна, суетна... Но одно помышленье о том, что некогда вслед за твоим былым восторгом вырвется из праха душа чистая, возвышенно-прекрасная, мысль, что вдохновенье как таинство небесное освятит страницы, над которыми плакал ты и будет плакать потомство, не думаю, чтобы эта мысль не закрадывалась в душу поэта и в самые минуты творчества. Пустой же крик толпы ничтожен. Ах! я вспомнил 2 стиха Пушкина, когда он описывает толпу и поэта:
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник!..
And spit on the altar, where your fire burns
And shake your tripod in childish playfulness.
Shade’s poem is almost finished when the author is killed by Gradus. Kinbote believes that, to be completed, Shade’s poem needs but one line (Line 1000, identical to Line 1: “I was the shadow of the waxwing slain”). But it seems that, like some sonnets, Shade’s poem also needs a coda (Line 1001: “By its own double in the windowpane”). Dvoynik (“The Double”) is a short novel (1846) by Dostoevski.
In Pushkin's little tragedy Mozart uses the phrase nikto b (none would):
Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать; никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни;
Все предались бы вольному искусству.
If all could feel like you the power
of harmony! But no: the world
could not go on then. None would
bother about the needs of lowly life;
All would surrender to free art. (Scene II)
Nikto b is Botkin (Shade’s, Kinbote’s and Gradus’ “real” name) in reverse. An American scholar of Russian descent, Professor Vsevolod Botkin went mad and became Shade, Kinbote and Gradus after the tragic death of his daughter Nadezhda (Hazel Shade of Kinbote’s Commentary). Nadezhda means “hope” (in the same letter to his brother Dostoevski says that it is hard to live without hope). There is a hope that, when Kinbote completes his work on Shade’s poem and commits suicide (on Oct. 19, 1959, the anniversary of Pushkin’s Lyceum), Botkin, like Count Vorontsov (a target of Pushkin's epigrams, "half-milord, half-merchant," etc.), will be full again.