In VN’s play Sobytie (“The Event,” 1938) the action takes place on the fiftieth birthday of Antonina Pavlovna Opayashin (the lady writer). At her birthday party Antonina Pavlovna says that in India there is a belief that only great people die on their birthday:
Антонина Павловна. За себя я спокойна. В Индии есть поверье, что только великие люди умирают в день своего рождения. Закон целых чисел.
Любовь. Такого поверья нет, мамочка. (Act Two)
According to Lyubov' (Antonina Pavlovna's elder daughter), such a belief does not exist. Raphael Sanzio, Renaissance Master, famously was born on Good Friday 1483 and died on Good Friday 1520. Raphael died on his thirty-seventh birthday. Pushkin (1799-1837) died at the age of thirty-seven. In Pushkin's little tragedy Mozart and Salieri (1830) Salieri says that he cannot laugh when some inferior dauber stains in his view Raphael's Madonna:
Входит слепой старик со скрыпкой.
Из Моцарта нам что-нибудь!
Старик играет арию из Дон-Жуана;
Моцарт хохочет.
Сальери
И ты смеяться можешь?
Моцарт
Ах, Сальери!
Ужель и сам ты не смеешься?
Сальери
Нет.
Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери.
Пошел, старик.
(Enter a blind old man with a violin.)
Some Mozart, now!
(The old man plays an aria from Don Giovanni; Mozart roars with laughter.)
Salieri
And you can laugh?
Mozart
Ah, come,
Salieri, aren't you laughing?
Salieri
No, I'm not!
How can I laugh when some inferior dauber
Stains in my view the great Raphael's Madonna;
How can I laugh when some repellent mummer
With tasteless parodies dishonors Dante.
Begone, old man! (Scene I)
Among several little tragedies that Pushkin wrote in Boldino (the poet's family estate in the Province of Nizhniy Novgorod) in the fall of 1830 is Pir vo vremya chumy (“A Feast in Time of Plague”). At the end of The Event the portrait painter Troshcheykin (Antonina Pavlovna's son-in-law) compares the late tea after Antonina Pavlovna's birthday party to pir vo vremya chumy:
Трощейкин. О, если бы вы могли предсказать, что с нами будет! Вот мы здесь сидим, балагурим, пир во время чумы, а у меня такое чувство, что можем в любую минуту взлететь на воздух. (Барбошину.) Ради Христа, кончайте ваш дурацкий чай!
Барбошин. Он не дурацкий. (Act Three)
Troshcheykin tells to Meshaev the Second (Antonina Pavlovna's belated guest): "Oh, if you could predict what will happen to us!" Two days after her mother's fiftieth birthday, on her dead son's fifth birthday, Troshcheykin's wife Lyubov' commits suicide (stabs herself, like Shakespeare's Othello) and, "in the sleep of death," dreams of Salvator Waltz, the hero of VN's play Izobretenie val'sa ("The Waltz Invention," 1938). At the beginning of The Event Troshcheykin mentions Shakespeare and his Othello:
Любовь.
Не понимаю, почему ты не можешь сперва закрасить мячи, а потом кончить фигуру.
Трощейкин.
Как тебе сказать...
Любовь.
Можешь не говорить.
Трощейкин.
Видишь ли, они должны гореть, бросать на него отблеск, но сперва я хочу закрепить отблеск, а потом приняться за его источники. Надо помнить, что искусство движется всегда против солнца. Ноги, видишь, уже совсем перламутровые. Нет, мальчик мне нравится! Волосы хороши: чуть-чуть с черной курчавинкой. Есть какая-то связь между драгоценными камнями и негритянской кровью. Шекспир это почувствовал в своем "Отелло". Ну, так. (Смотрит на другой портрет.) А мадам Вагабундова чрезвычайно довольна, что пишу ее в белом платье на испанском фоне, и не понимает, какой это страшный кружевной гротеск... Все-таки, знаешь, я тебя очень прошу, Люба, раздобыть мои мячи, я не хочу, чтобы они были в бегах. (Act One)
At Antonina Pavlovna's birthday party one of her guests, the famous writer, garbles Hamlet's words from his famous monologue:
Куприков.
Из этого я заключил, что он замышляет недоброе дело, а потому обращаюсь снова к вам, Любовь Ивановна, и к тебе, дорогой Алеша, при свидетелях, с убедительной просьбой принять максимальные предосторожности.
Трощейкин.
Да! Но какие, какие?
Писатель.
"Зад, - как сказал бы Шекспир, - зад из зык вещан". (Репортеру.) А что вы имеете сказать, солнце мое? (Act Two)
"Zad, as Shakespeare would have said, zad iz zyk veshchan." It is believed that Shakespeare (1564-1616) died on his fifty-second birthday. VN shares his birthday, April 23, with Shakespeare. Btw., the action in The Event takes place on Sunday, August 28, 1938 (Leo Tolstoy's hundred-and-tenth birthday). Tolstoy is the author of Voskresenie ("Resurrection," 1899). The day of Jesus Christ's resurrection, voskresenie also means "Sunday."
Zakon tselykh chisel (the law of whole numbers) mentioned by Antonina Pavlovna when she affirms that only great people die on their birthday hints at R. J. Haüy's law of whole numbers (1784) that establishes a relation between the external shape of a crystal and the principles governing its internal structure. At the end of Eugene Onegin (Eight: L: 13) Pushkin mentions a magic crystal:
Прости ж и ты, мой спутник странный,
И ты, мой верный идеал,
И ты, живой и постоянный,
Хоть малый труд. Я с вами знал
Все, что завидно для поэта:
Забвенье жизни в бурях света,
Беседу сладкую друзей.
Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном сне
Явилися впервые мне —
И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще не ясно различал.
You, too, farewell, my strange traveling companion,
and you, my true ideal,
and you, my live and constant,
though small, work. I have known with you
all that a poet covets:
obliviousness of life in the world's tempests,
the sweet discourse of friends.
Rushed by have many, many days
since young Tatiana, and with her
Onegin, in a blurry dream
appeared to me for the first time —
and the far stretch of a free novel
I through a magic crystal
still did not make out clearly.
Describing Tatiana’s name-day party in Chapter Five of EO, Pushkin mentions the waltz's noisy whirl, odnoobraznyi i bezumnyi (monotonous and mad), like young life's whirl:
Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за четой.
К минуте мщенья приближаясь,
Онегин, втайне усмехаясь,
Подходит к Ольге. Быстро с ней
Вертится около гостей,
Потом на стул её сажает,
Заводит речь о том о сём;
Спустя минуты две потом
Вновь с нею вальс он продолжает;
Все в изумленье. Ленский сам
Не верит собственным глазам.
Monotonous and mad
like young life's whirl,
the waltz's noisy whirl revolves,
pair after pair flicks by.
Nearing the minute of revenge,
Onegin, chuckling secretly,
goes up to Olga, rapidly with her
twirls near the guests,
then seats her on a chair,
proceeds to speak of this and that;
a minute or two having lapsed, then
again with her he goes on waltzing;
all in amazement are. Lenski himselfnter
does not believe his proper eyes. (XLI)
The Indian belief and the Hindu author mentioned in The Event by Antonina Pavlovna bring to mind the Hindu in Fragments of Onegin's Journey who brought his pearls to the Makariev Fair:
Е. Онегин из Москвы едет в Нижний Новгород:
. . . . . . . перед ним
Макарьев суетно хлопочет,
Кипит обилием своим.
Сюда жемчуг привез индеец,
Поддельны вины европеец,
Табун бракованных коней
Пригнал заводчик из степей,
Игрок привез свои колоды
И горсть услужливых костей,
Помещик — спелых дочерей,
А дочки — прошлогодни моды.
Всяк суетится, лжет за двух,
И всюду меркантильный дух.
E. [sic] Onegin drives from Moscow to Nizhni Novgorod:
[IX]
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . before him
Makariev bustlingly bestirs itself,
with its abundance seethes.
Here the Hindu brought pearls,
the European, spurious wines,
the breeder from the steppes
drove a herd of cast steeds,
the gamester brought his decks,
fistful of complaisant dice,
the landowner ripe daughters,
and daughterlings, the fashions of last year;
each bustles, lies enough for two,
and everywhere there's a mercantile spirit.
Spurious wines brought to the Fair by the European make one think of the bad cognac criticized by the famous writer at Antonina Pavlovna's birthday party:
Писатель.
За ваше здоровье, милая. А коньяк-то у вас того, неважнец. (Act Two)
Писатель.
Бесполезно, дорогой, бесполезно. Она вам ничегошеньки не ответит. Молчит и жжет. Признаться, я до дрожи люблю таких женщин. Что же касается этого коньяка... словом, не советую. (ibid.)
Troshcheykin's wife Lyubov' identifies herself with Pushkin's Tatiana:
Любовь.
Наш маленький сын сегодня разбил мячом зеркало. Алеша, держи меня ты. Не отпускай.
Трощейкин.
Плохо вижу... Все опять начинает мутнеть. Перестаю тебя чувствовать. Ты снова сливаешься с жизнью. Мы опять опускаемся, Люба, все кончено!
Любовь.
Онегин, я тогда моложе, я лучше... Да, я тоже ослабела. Не помню... А хорошо было на этой мгновенной высоте. (ibid.)